И вполне реально.
У разводной будки кивнул ему нарядчик:
- Давай, Иван! Лиха беда начало...
Повернул отряд на трассу. А вот прошли они дуб, оголенные ветки которого теперь казались Бате сиротливыми, взывающими к небу тонкими, иссушенными жизнью женскими, да, именно почему-то женскими руками.
А когда прошли могучее дерево, вновь оглянулся на него Воронцов, и теперь уже углядел он в уходящем в туман силуэте великана, что жаловался на судьбу и одиночество, поднявши к небу ручищи-ветви. Вспомнилось, что здесь именно попрощался осенью он со своим Васькой и отсюда уходил, чуть не плача, в ПКТ...
Шел, и глодало сомнение: а что, если вот сейчас, сию минуту, содрать эту долбаную повязку с руки и стать свободным и ни от кого не зависящим?
НЕБО. ВОРОН
Что значит, уважаемый ты мой хозяин, ни от кого не зависящим? Это как? Пока еще не научились люди в своем огромном общежитии обходиться без подчиненности себе подобным, более того, у меня всегда закрадывается подозрение, что ищут они всегда эту самую зависимость, стенают о ней, когда их по какой-то причине ее лишают...
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Вошел и сел я в бригадирскую комнату и приказал себе - хватит ныть, дело сделано, надо работать.
Пришел начальник цеха Соболев, со мной поздоровался приветливо, за руку, и это как-то сразу подняло настроение. Чего, думаю, мучаюсь сомнениями, уважают меня здесь, помогут...
- Молодец, Иван. Пора и тебе домой. Мужик ты работящий, в кабинете этом, знаю, засиживаться не будешь, в деле реальном себя покажешь. Людей и работу ты вот этим, - показал на руки и на голову, - постиг. - Даже как бы полюбовался мной за бригадирским столом. - Сегодня надо залить подкрановые балки и колец сотен семь... Понятно задание?
- Чего же непонятного. Ясно.
- А так все в порядке. Одно только - крановщика за какую-то провинность в изолятор вчера упекли. Странно... парень тихий был, слова от него не услышишь. Не нарушал режим...
Тут, думаю, и самый тихий может в один из дней бешеным быком стать. Проходили...
- Вот потому новичка на кран прислали - Скопцова из вашего отряда, он будет пока на подмене.
- Знаю, Скопец свой парень, хоть и баламут. Ладно, поехали. - Надел я, значит, рукавички, по обычаю, а Соболев, смотрю - смеется:
- Нет, Иван, рукавицы-то сними, уже не пригодятся. Вот так, Вань, будешь теперь в перчаточках белых фраерить. И тяжелей перчаток ничего не поднимать...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Обошли с Дикушиным полигон, указания и советы дельные дал тот своему преемнику. Вернулись же когда в бригадирскую, Дикушин с облегчением вздохнул и вдруг пустился в пляс, отбацал чечетку. Смеясь при этом, как малое дитя...
Отдышавшись, сказал смущенно:
- Даже не верится, Максимыч, не сегодня-завтра вздохну волей... Ох же, батюшки мои, как же мне все это тяжко далось... Ведь поначалу - не веришь? - и покончить с собой хотел, когда арестовали, и в побег каждый год собирался уйти. Садись, напоследок с тобой чайку попью бригадирского...
Сидели, размякнув от чая...
Говорил и говорил, захлебываясь, потный и счастливый Дикушин...
- Накомандовался... Сын Максимка, большой уже, в музыкальную школу ходит, смешной... мечты исполнились... жена ногу сломала в тот же год, как меня посадили, лежала в больнице, хотела тоже умереть, таблеток наглоталась... мать не дождалась, слегла после моего ареста... померла на ноябрьские, через год... могилку некому было вырыть...
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
А я здоровой завистью завидовал ему и уже не в первый раз задавал себе вопрос: могу ли я так изменить свою судьбу, а главное - мог я раньше, до этого, так же ее изменить?
Чего ж дурак-то такой был, прости Господи...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Тело его заныло от безделья, властно требуя спасительного труда, и он машинально пошел на привычное свое рабочее место, к восьмому полигону.
Там махал лопатой Володька и приветливо улыбнулся Бате, вытерев пот, осторожно спросил:
- Как? Вживаешься? - Улыбка была на все Володькино, ставшее в последнее время совсем добродушным, лицо. Батя хмуро кивнул.
- Чего это ты радуешься, Сынка? - подозрительно спросил его Максимыч.
- За тебя, Батя, радуюсь. Глядишь, годика три сразу тебе и скостят... На воле вместе гулять будем! - лихо добавил он.
Бригадир Максимыч подумал, потом сказал совсем не командирским голосом, грустно:
- Таких, как я, наверху особо не милуют. Обэспэшил меня, а теперь радуется, - угрюмо улыбнулся.
Тут увидел летевшую на него бадью с бетоном, устремился за ней, толкая за собой Володьку.
- Хромать-то скоро перестанешь? - крикнул ему на ходу, пытаясь поймать опускающуюся бадью.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
...А за день до этого произошел тайный разговор в душевой, говорившие были отделены друг от друга перегородкой, и один из них мылся, а другой, сплевывая от кислого запаха и поскрипывая хромовыми сапожками, что оставляли на мокром кафеле красную глину, похожую на кровь, внятно приказывал:
- ...и не финти, все равно деваться тебе некуда. А без меня ты здесь пропадешь...
- Пока не пропадал...
- А теперь загнешься. Не согласишься, с моей помощью сваришься...
- Это как?
- Так. Узнаешь, когда вперед ногами понесут. Хватит базлать!
- А если не получится?
- Не твоя забота.
- А следаки придут, что им говорить?
- Ты сделай сначала... следаки... Я с ними буду творить.
- Ага... А мне все ж равно надо что-то отвечать.
- Ты ни в чем не виноват, не сам же ты залез туда. Поставили.
- Я же не работал до этого на кране...
- Какое твое дело? Приказали, ты и пошел. Ты - чист. Другие ответят.
- А что он сделал? - выглянул из-за перегородки голый крепкий человек. Тот, что был в хромовых сапогах, ухмыльнулся.
- Много тоже спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174