Бакланов побежал во двор, но Васьки ни в ближних кустах, ни на крыше не было - он уже каркал где-то за бараком. Там Бакланов увидел позабавившую его картину: на рано осыпающейся березе сидело несколько ворон. Они удивленно рассматривали пьяного иссиня-черного Ваську. Серые вороны восторженно каркали на ворона, что без устали прыгал с ветки на ветку, пытаясь поближе разглядеть дальних родственников, словно видел их впервые.
Ершистый пьяница согнал одну из ворон с ее места, затем вторую, и вот уже стал Бакланов свидетелем настоящей птичьей потасовки: Васька как петух кидался на двух отступавших под напором безумца птиц. Пьяный, он был слабее их, но словно перенял норов своего задиристого хозяина...
...А тот сидел сейчас, попарившись, в бане, придумывая и отгоняя разные нелепицы по поводу отсутствия ворона на стройплощадке...
Побоище же подходило к концу. Старая ворона, сидя на самой вершине дерева, еще продолжала каркать, командуя и поучая, как прогнать распоясавшегося хулигана, а силы у Васьки заканчивались.
Но пришел на помощь недавний мучитель - прицелился камнем и резко бросил. Вороны в испуге взлетели, а Васька остался в гордом одиночестве - победитель! - о чем и прокричал во всю глотку на всю округу, провожая с поля битвы посрамленных серых родственничков...
Внизу нелепо топтался Бакланов, задирая голову, смотрел на ворона и щурился, словно от яркого солнца... Он что-то жалко мычал, скалился, словно просил у птицы исцеления и прощения... Глухо просил. Но пьяный ворон не внимал ему...
НЕБО. ВОРОН
Ну, вот я и настоящий человек! Голова... пардон... пустая, а сам... сам я... вот так им... ха-ха! Чья взяла?! Ура, мы ломим, гоним турка! Какого турка? Тысяча восемьсот... год. Ни бельмеса не помню! Кто я? Какой кошмар!..
ВОЛЯ - ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Васька так и не прилетел.
Я шел в Зону, готовясь к самому худшему, и мысли были одна мрачней другой. Трассу прошел, вот и вахта, обыск, Шакалов...
- Чего невесел, Кваз?
Ох и вмазать бы по этой роже, чтоб заткнулось хайло поганое...
Вот и дорожка к бараку, а ноги не идут. И тут раздалось до боли знакомое "Ка-рр!". Я голову вскинул, обрадовался, отлегло сразу.
Но радость вмиг прошла...
Васька петлял как-то странно в воздухе, парил, будто выделываясь. Увидев меня, каркнул, как резаный, и вниз. Я уже полез за хлебом в карман, и тут не сел - упал как-то неуклюже он ко мне на плечо, с трудом ухватившись за него когтями.
Да что с ним?!
Повел ворон по сторонам туманным взглядом, ткнулся мне в щеку, и я почувствовал резкий лекарственный, незнакомый дух. Хотел осторожно снять птицу с плеча, убрать за пазуху, чтобы не увидело начальство - как раз навстречу нам шел прапорщик, - но не тут-то было.
Васька вдруг высоко взмыл, а затем стремительно понесся к земле и...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
...врезался в закрытое окно, приняв его в дурмане за распахнутое.
Звякнуло разбитое стекло, а птица молча упала и осталась неподвижно лежать на песке, и красное на ней расплывалось.
...Словно обручем стальным перехватило грудь Бати - не продохнуть. Он замер, оглушенный.
В дверях барака стоял улыбающийся Бакланов, и лицо его то приближалось, то отдалялось - мерзкое лицо блатного придурка, - он смеялся, смеялся, смеялся...
Продыхнув, Воронцов рванулся к бараку, отшвыривая кого-то на бегу.
Прапорщик уже прошел за угол, и никто из рядом стоявших зэков не имел особого желания предотвращать драку, поэтому преград между ними не было.
Бакланов, увидев перекошенного Батю, испугался и только сейчас понял, что натворил. "Косяк" по-зоновски - непрощаемый проступок. Вынул главное оружие Зоны - заточку, выставил ее на изготовку. Он понял, что никакие оправдания его уже не спасут... уперся взглядом в Квазимоду, и деваться было некуда. Воронцов видел заточку, но не изменил своего устремления смести Бакланова, раздавить и ловко выбил подвернувшимся табуретом из руки противника нож.
Сшибка их была жестокой. Бакланову чудом удалось локтем отвести кувалду-кулак набегавшего, но уже следующий удар сбил его с ног. Батя запрыгнул на него, присел и левой ладонью-клешней схватил павшего за горло. Правая рука отвешивала барабанную дробь оплеух.
Все-таки трое смельчаков бросились их разнимать, поняв, что Батя сейчас может изувечить и убить шутника. Искаженное лицо поверженного молило о пощаде...
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
В голове остерегающе вспыхнули слова - "срок... срок... срок...".
Бросил я подонка и вытер брезгливо об него свои руки, словно от дерьма очистился. Кинулся в проход, там Сынка держал на руках раненого Ваську. Он еще трепыхался, но явно был не жилец: мертво болталась перебитая лапа, глаза подернуты белесой пленкой, клюв судорожно раскрывался...
Обернулся я в новой вспышке ярости к лежащему жлобу и думаю: "Добить надо, будь что будет". А тот тоже харкает кровью, жалкий, синий. Тошно прикасаться к такому...
И тут Васька словно прочел мысли и остерег от убийства, тихо позвал меня: кар-р...
Словно холодной водой окатило: опустил руки, вернулся всеми мыслями к нему, осторожненько взял, подул на хохолок, понял - голова цела - уже неплохо. На груди обнаружил неглубокий порез, оттуда сочилась маленькими каплями сукровица. Тут кто-то подал кусочек ваты, смоченный непонятно как сохранившимся в бараке одеколоном, чьи-то руки протянули стрептоцид, бинт принесли.
Так мне стало тепло на душе, - любят они птицу мою...
Ловко промыли рану, я прямо смотреть на ворона не мог, отдал его, в стороне встал, а тот - смотрит ошалело, одичал в минуту. Сгущенку принесли, белый хлеб, накормили его. Глаз его просветлел, и он как бы подмигнул мне: будем жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174