Остаются только первые три. Были ли
какие-нибудь признаки того, что Питерс был отравлен через кожу, нос или
рот? Наблюдали ли вы, Брейл, какие-нибудь следы на коже, дыхательных
путях, в горле, на слизистой оболочке, в желудке, крови, нервах, мозгу -
хоть что-нибудь?
- Вы знаете, что нет, - ответил Брейл.
- Знаю. Таким образом, кроме проблематичного шарика в крови нет
никакого признака метода. Давайте рассмотрим второй фактор - возможность.
У нас имеются: сомнительная дама, бандит, уважаемая пожилая девица,
каменщик, одиннадцатилетняя школьница, банкир, акробат, гимнаст. Самая
разношерстная компания. Никто из них, кроме трех, не имеет ничего общего.
Кто мог войти в одинаково тесный контакт с бандитом Питерсом и девицей из
Социальной регистратуры Руфью Вейли? Как мог человек, связанный с банкиром
Маршаллом, иметь связь с акробатом? И так далее. Надеюсь, трудность
положения вам ясна? Если все это убийства, нужно наличие отношений между
всеми этими людьми. Вы с этим согласны?
- Частично.
- Хорошо, продолжаю. Если бы они все были соседями, мы могли бы
предположить, что они находились в сфере деятельности гипотетического
убийцы. Но они...
- Простите меня, доктор, - перебил Рикори. - Но представьте себе, что
у них мог быть какой-то общий интерес, который ввел их в эту сферу?
- Какой же общий интерес может быть у столь разных людей?
- Он ясно указан в этих письмах и в рассказе Мак-Кенна.
- О чем вы говорите, Рикори?
- Дети, - ответил он.
Брейл кивнул.
- Я тоже заметил это.
- Посмотрите письма, - продолжал Рикори, - мисс Вейли описана как
дама добрая и любящая детей. Ее доброта как раз и выливалась в то, что она
помогала им. Маршалл, банкир, тоже интересовался детскими приютами.
Каменщик, гимнаст и акробат имели своих детей. Анита сама ребенок. Питерс
и Дарили, по словам Мак-Кенна, сходили с ума по ребенку.
- Но если это убийства, то все они сделаны одной и той же рукой. Не
может быть, чтобы все восемь интересовались одним ребенком?
- Правильно, - заметил Брейл. - Все они могли интересоваться
какой-нибудь особой вещью, которая нужна ребенку для развлечения или еще
чего-нибудь и которую можно достать в одном месте. А исследовав это
место...
- Над этим стоит подумать, - сказал я. - Но мне кажется, здесь дело
проще. Дома, в которых жили эти люди, мог посещать один какой-то человек,
например, радиомеханик, страховой агент, сборщик податей...
Брейл пожал плечами. Рикори не ответил. Он глубоко задумался и,
кажется, даже не слыхал моих слов.
- Послушайте, Рикори, - сказал я. - Мы зашли слишком далеко. Метод
убийства - если это убийство - неизвестен. Возможность убийства надо
определить, найдя особу, профессия которой представляла интерес для всех
восьми и которая посещала их или они посещали ее, например, особо, имеющая
отношение к детям. Теперь о мотивах. Месть, выгода, любовь, ревность,
самозащита? Ни один не может быть избран, так как мы снова упремся в
социальные мотивы - положение людей в обществе и т.д.
- А что, если это будет удовлетворение, которое чувствует субъект,
удовлетворяя страсть к убийству, к смерти, это не может быть мотивом? -
спросил как-то странно Брейл.
Рикори приподнялся, внимательно и удивленно посмотрел на него и снова
опустился в кресло. Чувствовалось, что он теперь живо заинтересован.
- Я как раз и хотел рассмотреть возможность появления такого убийцы,
- сказал я сердито.
- Это совсем не то, - уверенно произнес Брейл. - Помните у Лонгфелло:
"Я пускаю стрелу на воздух, она падает на землю, не знаю куда". Я никогда
не соглашался с тем, что автор подразумевал в этих строках отправку
корабля в неизвестные порты и его возвращение с грузом слоновой кости,
павлинами, обезьянами и драгоценными камнями. Есть люди, которые не могут
стоять у окна над шумной улицей или на вершине небоскреба, чтобы не
чувствовать в глубине души желание бросить вниз что-нибудь тяжелое. Они
чувствуют приметное волнение, стараясь угадать, кто был бы убит. Это
чувство силы. Как-будто он становится Богом и может наслать чуму на людей.
В душе ему хотелось и выпустить стрелу и представить в своем воображении,
попала ли она кому-нибудь в глаз, в сердце или убила бродячую собаку.
Теперь продолжим начатое рассуждение. Дайте одному из таких людей
силу и возможность выпустить в мир смерть, причину которой невозможно
обнаружить. Он в безопасности - бог смерти. Не имея никакой особой
ненависти к кому-либо персонально, он просто выпускает свои стрелы в
воздух, как стрелок Лонгфелло, ради удовольствия.
- И вы не назовете такого человека убийцей-маньяком? - спросил я
сухо.
- Не обязательно. Просто лишенным обычных взглядов на убийство. Может
быть, он не знает, что поступает плохо. Каждый из нас приходит в мир со
смертным приговором, причем метод его выполнения и время неизвестны. Ну,
убийца может рассматривать себя самого таким же естественным фактором, как
сама смерть. Ни один человек не верит в то, что он и все на земле
управляется мудрым и всесильным Богом, не считает его убийцей-маньяком. А
он напускает на человечество войны, чуму, голод, потопы, болезни,
землетрясения - на верующих и неверующих одинаково.
Если вы верите в то, что все находится в руках того, кого
неопределенно называют судьбой, назовете вы судьбу маньяком-убийцей?
- Ваш гипотетический стрелок, - сказал я, - выпустил исключительно
неприятную стрелу, Брейл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46