столовые с зеркально чистой посудой, отменной едой. Надо сказать, и сам Шукуров повеселел, глядя на то, что натворил в колхозе Атакузы. Подобрел и, когда подводили итоги, сказал в адрес раиса немало теплых слов. Призвал брать с него пример. Лишь под конец чуть-чуть ущипнул, и то получилось, будто выискивал кривизну в конском волосе.
— Только одно хочу заметить,— Шукуров хитро улыбнулся.— Хороши у Атакузы-ака полевые станы! Но похоже, как для парада — гостя дорогого чествовать в этих залах. Обжитости нет, уюта. Полевой стан должен быть вторым домом хлопкороба, просторным — это есть, удобным, уютным — а этого еще нет. Хлопкороб должен чувствовать себя здесь как дома. А признаться, и мне было страшновато ступать по этим роскошным коврам. Боюсь, хлопкороб посмотрит-посмотрит, да и пойдет отдыхать к арыку...— Кончил он речь такими словами: — Мы восторгались всем тем, что сумел создать Атакузы-ака. Теперь давайте сообща обсудим, как распространить этот опыт. Надо добиться, чтобы и в других хозяйствах руководители уделяли больше внимания быту, культуре, благоустройству.
Зашевелился Аксакал. «Ага, выходит, не простые слова сказал Шукуров, с зацепкой»,— мелькнуло у Атакузы. Давний соперник его до этого, казалось, спокойно дремал в президиуме. Большой, грузный, склонил седую голову на грудь, к Золотой Звездочке Героя. И вдруг будто очнулся, пряча улыбку в пышных усах, попросил слова:
— У меня к вам вопрос, товарищ Шукуров Вот вы тут хвалили Атакузы. Очень хвалили. А теперь призываете, чтобы мы переняли его опыт. Согласен. Заслуги Атакузы я ни в коем случае умалить не собираюсь. Дельный раис, ничего не скажешь. Но... что там ни говори, он у нас на особом положении. Не кажется ли вам, что и другие молодые раисы, по адресу которых вы прошлись, кое-что могли бы сделать, будь у них его льготы?
Атакузы вспыхнул. Сам не заметил, как закричал:
— А какие это льготы, дорогой Аксакал?
— Ну, не будем уточнять, дорогой,— Аксакал подмигнул залу.— Зачем вспоминать про мрамор, про лес, про трубы, которые утащил из-под моего носа? Хороший ты парень. Не хочу я сегодня портить твой праздник. Однако боюсь, что и газ пройдет мимо меня. А ведь путь его лежит сначала через мой кишлак, а потом уже он должен прийти к тебе. Ой, боюсь, и этот кусок вырвешь из моего рта!..
Что тут началось! Зал взорвался. Люди хохотали, били в ладоши. Их смех наглухо закрыл рот Атакузы. Шукуров ответил на ехидные вопросы старого лиса тоже шутливо: мы, мол, не волки, зачем же вырывать куски друг у друга? С этими повадками надо кончать. Он спускался уже с трибуны, когда в зал вошел Халмурадов.
Его сегодня не ждали. Секретарь обкома любил иной раз нагрянуть неожиданно, без шумихи. Упадет как камень с неба — и прямо в самое слабое место угодит.
Вот и тут — оказывается, успел уже один, без сопровождения, осмотреть хозяйство Атакузы. Но так как выступил с ходу, не зная, что говорили перед ним, его речь пришлась несколько вразрез. Взошел на трибуну— молодой, курчавый, в ловко сидящей финской куртке цвета хаки, в ярком модном галстуке, веселый, уверенный в себе.
Начал шутливо: он-де, нарочно не сказавшись, приехал. А го раисы спешат всегда встретить. Ну, думал, выковырнет без хозяина какой-нибудь огрех. Нельзя же все хвалить, иногда и поучить знаменитого раиса тоже не вредно. И что же: искал, искал, да так и не нашел изъяна!
Странно было слушать такое после слов Аксакала и ответа Шукурова. В зале на миг наступила мертвая тишина, а потом — новый взрыв смеха и еще более громкие хлопки. Халмурадов уловил, что слова его пришлись, видно, невпопад. Тут же перестроился, подобрался, продолжал уже серьезно:
— Я позволил себе, товарищи, начать с шутки. Но все же скажу: районный комитет поступил правильно, собрав вас всех именно в этом колхозе. Мы всегда говорили и будем говорить: деятельность Атакузы-ака по части строительства и благоустройства колхоза — образец не только для этого района, но и для всей области.
До чего же странное существо человек! Все так же весело и бурно поддержали секретаря обкома. И Аксакал хлопал в ладоши. У Атакузы даже горло перехватило, как во время летучки в степи. Да, что бы ни болтали, а добрые дела, пот, пролитый для блага людей, не пропадают даром.
После совещания Атакузы устроил в своем саду небольшой ужин. Он удался на славу.
Весной этого года речники преподнесли раису редкостную рыбину. Вытащили в реке. Огромная, метра полтора. Уже тогда потянула больше двух пудов. Атакузы пустил ее в большой проточный хауз у себя в саду, откармливал для свадьбы сына. Но Халмурадов взволновал и растрогал его. Вот и решил попотчевать гостей этой чудо-рыбой. Блюдо получилось что надо. Рыба сама таяла на языке, исходила жиром. Гости только хвалили да пальцы облизывали.
Но и тут не обошлось без ложки дегтя. Торжество было в самом разгаре, люди — один за другим — поднимали бокалы в честь Атакузы. Только Шукурову не сиделось. Встал из-за стола, взял под руку секретаря обкома и увел в глубину сада.
Атакузы сразу почуял — речь у них пойдет о нем. Так хорошо все складывалось. Душа, можно сказать, сияла, раис торжествовал, опять был наверху. И вот — мигом погас праздник. Атакузы не выдержал, тоже встал. Поторчал у колодца, потоптался и отправился вслед за секретарями в сад.
Шукуров и Халмурадов стояли за яблонями, на берегу арыка. Раскидистые ветки скрывали лица, но по голосам было заметно — оба взвинчены до предела.
— Вы что же, только себя считаете умным и справедливым? А мы, выходит, и неразумны, и не гуманны? — Это голос Халмурадова. В нем слышались обида и отчасти угроза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102