Ведь муж ее тоже осужден.
— Выдумав все про Недиме-ханым, они хотят, чтобы я оклеветал женщину. За это меня освободят. И вы считаете, что это честный путь?
— Вам ни на кого не надо клеветать... Скажите только правду... Ведь упорствовать бесполезно.
— Оставьте, уважаемый дядя, это слово «бесполезно». — Кямиль-бей сделал ударение на словах «уважаемый дядя». — Бесполезно ждать от меня клеветы на невинную женщину. — Он повернулся к жене. — Тебя обманули, Нермин. Мое освобождение не может быть достигнуто таким путем. Недиме-ханым не имеет никакого отношения к этому делу. То, что она не арестована, лишний раз подтверждает мои слова. Ты сейчас огорчена, и тебе, конечно, трудно все это понять. Но ведь и ты не захочешь, чтобы, спасая себя, я погубил невинную женщину. Как бы я потом смот-
рел в лицо и тебе и Айше? Как мог бы говорить о человечности, о мужестве, о чести? Не так ли Нермин?
— Вы обманываете себя,—сказала Нермин по-турецки. Но заметив, что англичанин играет стеком, она снова перешла на французский. — Разве это вы достали где-то боеприпасы и погрузили их на пароход? Откуда у вас план'ы наступления? По-вашему, все поступают неправильно и только вы один говорите правду. Вы должны подумать и о нас, а не только об этой женщине.
— Слава аллаху, вы не в таком положении, чтобы вас нужно было жалеть.
— Мы? Странно! Не приди дядя Ибрагим нам на помощь, я не смогла бы достать денег даже на пароход.
Кямиль-бей широко раскрыл глаза. Его охватил ужас, ужас честного человека, неожиданно получившего пощечину. Испугавшись выражения его лица, Нермин переменила тон и тему разговора.
— Ребенок не спит уже несколько ночей. Все плачет и кричит: «Папочка!» У вас разорвалось бы сердце, если бы вы видели, как она плачет. — Нермин поднесла платок к лицу. — Вы убьете нас...
На глаза Кямиль-бея навернулись слезы. Он посмотрел на окружающих, как бы ища поддержки. Англичанин даже не шелохнулся. Казалось, он ничего не слышал и не понимал, о чем идет речь. Ибрагим и Бурханеттин-бей были мрачны.
— Прошу вас, кончайте все это, как считаете нужным,— умоляла Нермин. — Но скорее кончайте. Ведь есть же какой-нибудь выход, который не запятнает вашу честь, не так ли, эфендим?
— Конечно, есть!—сказал Бурхакеттин на прекрасном французском языке. — Не может быть и речи о какой-то клевете. Кямиль-бей на остров не ездил, мы в этом убедились. Однако мы подозреваем, что эти опасные документы были спрятаны на острове. Если Кямиль-бей сообщит нам, у кого они хранились и кто ездил за ними на остров... Мы, конечно, не настаиваем, чтобы он обязательно выдал эту женщину.
Из всего сказанного майором Кямиль-бей обратил внимание только на то, что Недиме-ханым пока не арестована. Он так обрадовался, что волнение Нермин, слезы Айше, озабоченный вид дяди, хладнокровие английского капитана, уловки Бурханеттин-бея, даже бестактный упрек жены
в бедности показались ему не столь важными. Растерянность его прошла, сердце наполнилось тайной радостью.
— Хорошо, бей-эфендим,— сказал он, — ведь я говорил вам, что на остров не ездил. Вы только что сказали, что это подтвердилось. В таком случае вас вводит в заблуждение какой-то ложный донос. Если мое дело — сплошная ложь, как же я могу найти человека, который якобы ездил на остров, и человека, у которого якобы хранились документы? Клянусь аллахом! Я говорю правду. Ящик из-под изюма мне дал Ахмет. По его просьбе я отнес этот ящик на пароход «Гюльджемаль». Я вам честно заявляю, что не знал о том, что в ящике находятся документы. Если бы все было иначе, если бы в этом были замешаны другие лица, воспользовавшиеся моей доверчивостью, уверяю вас, я назвал бы их, кто бы они ни были. Не стал бы я защищать людей, считающих меня глупцом. Я ничего не скрываю. Ложь о моей поездке на остров доказывает, что и все остальное сплошная выдумка.
— Об острове говорили вы сами!
— Кому же я говорил?
— Говорили или нет?
— Не говорил. Не мог говорить. Это же ложь. Нермин, разве я когда-нибудь лгал?
— Нет. Вы никогда не лгали.
— Вот видите, мой майор! Я не умею лгать. Это знают все. Вас обманывает какой-то сыщик. Не мог я говорить об острове. Все ложь.
— Вы доверились ему.
— Кому? В чем? Если бы я кому-то доверился, незачем было бы требовать от меня показаний. Вас, как я уже говорил, ввел в заблуждение какой-то подлец, преследующий непонятные мне и, по всей видимости, темные цели.— Кямиль-бей повернулся к английскому капитану:—-Вы сын народа, совершившего великие дела, подарившего миру выдающихся писателей, замечательных деятелей искусства. Здесь вы представляете победителей, а вас хотят заставить творить грязные, подлые дела. Вам должно быть известно, как в побежденных странах процветают подлость, низость, злоба и корысть. Речь идет о жизни женщины, муж которой приговорен к десяти годам тюремного заключения только за то, что он высказал вслух свои убеждения, речь идет о жизни беременной женщины. Не к лицу державе, выигравшей мировую войну, начинать борьбу с побежден-
ным народом, преследуя беременную женщину. Я прошу вас вмешаться. Если я правильно понял, ваше командование внимательно следит за ходом этого дела. Недостойные поступки со временем могут запятнать честь всей нации. Я обращаюсь к вам, как к солдату победившей армии, и прошу объяснить все вашим начальникам. Вы обещаете, капитан?
Кямиль-бей умолк, он ждал ответа. Англичанин пристально смотрел на него своими красивыми зеленоватыми глазами. Увидев этот холодный, равнодушный взгляд, Кямиль-бей догадался, что перед ним человек из Интеллид-женс сервис, скрывающий свою профессию под мундиром капитана английской армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106