— Что в нем такого, в этом Борковском? Он на выставке племенных жеребцов золотую медаль получил, что ли?— Насчёт жеребцов ничего не знаю, может, он в койке и неплох, но что с каждой минутой богатеет, высший свет и все такое — это точно.— У тебя крыша поехала?! — воззвала ко мне Мартуся.— Это не у меня, это у Уршульки. Ты что думаешь: посольства, банкеты всякие, пятикомнатные апартаменты, тряпки, побрякушки.., это в голову ударяет о-го-го как! К тому же не бабник, скорее однолюб, жена для него — святое, для Уршульки такой мужик все равно что трон возле византийского кесаря.— Почему именно византийского?— А при этом дворе разводили самые строгие церемонии. Ну ещё у русских царей такое бывало.— Ты мне только тут лекций по истории не читай, я все равно не пойму.— Пару фотографий я там видела, свидетелем была при шмоне.., пардон, при обыске, полиция слова «шмон» не любит. Ничего плохого сказать не могу, Борковский — мужчина видный и очень впечатляет. Стопроцентный мужик, таких теперь не делают. Этот не станет сопли распускать, сам с чем угодно справится — и с бандитом бешеным, и с норовистым конём, и с химическими формулами, и с летучим топором, и даже с цитатами из Софокла. «Дорогая, так ты миллион в казино просадила? Ничего страшного», — скажет он и с нежной улыбкой вынет этот миллион из кармана…— Я не проиграю! — зареклась Мартуся. — Слушай, а что такое летучий топор?— Мой топор. Тут пару недель назад размахнулась как следует, и железяка улетела черт-те куда, потому что топорище рассохлось. Чудо, что мне окна не повыбивало.— И что?— И ничего. Больше не летает.— Почему это?— Потому что я его распёрла клиньями и вымочила в растворителе для краски. Теперь у меня не топор, а монолит.Мартуся задумалась.— И Борковский бы все это сам клинил и замачивал?— Не клинил, а расклинивал, — поправила я. — Даже если не собственноручно, то нанял бы человека и знал, что надо делать. Таким он мне по этим фотографиям показался. Внешность обманчива, но, судя по окружающим его страстям, что-то такое в нем было.— Бабки, — безапелляционно заявила Мартуся. — Это больше всего бросается в глаза.А борода у него есть?— Нет и не было, что поделаешь. Но, видишь ли, никто не состоит из одних добродетелей, у нормального человека есть и пороки.— И что?— Это красивый мужик. И такой.., ну, крупный. Предположим, в школе у него сплошные пятёрки по математике и по физике, может, даже по польскому языку, списывать давал, драться умел, разные мероприятия организовывал, верховодил, девушки на него вешались… Ну и привык, что он самый крутой в этом лесу.А самому крутому и лучшему что полагается? Его все обожают, и вот представь себе, что ты или я…Лучше уж ты. Ты у нас чистопородная…— Чего?! — испугалась Мартуся.— Я не имею в виду, что в тебе триста восемьдесят кило живого веса…— Господи Иисусе, почему триста восемьдесят?!— Столько весил чистопородный хряк на животноводческой выставке в Служевце, — пояснила я, — но дело не в этом. Ты же у нас с телевидения, с тобой можно в обществе показаться…— Не собираюсь я показываться!!!— Но можешь. Итак, ты — самая лучшая, все у тебя выходит супер, к тебе все подлизываются, дают самые высшие ставки…— Ты мне прямо рай нарисовала…— Не обращай внимания. Словом, ты самая лучшая и сознаёшь это, но вдруг кто-то начинает к тебе относиться кое-как, словно ты первая встречная, а сам при этом считает, что он тоже лучший, только в другой области. Ты ведь такого не вынесешь, правильно? Сама себе в этом вовек не признаешься, ты же манией величия не страдаешь, самомнением тоже вроде не маешься, хочешь быть справедливой, а тут — фигушки, ничего не получается. Червь какой-то кишки грызёт, все идёт наперекосяк, и вот уже шестерёнки скрипят и не вертятся…Мартуся всегда на лету схватывала суть моих самых странных метафор и образов, ещё и дополняя их по собственной инициативе. Мне ничего не пришлось разжёвывать.— И к тому же я баба, а Борковский — мужик? — уточнила она взволнованно. — Я бы это как-нибудь пережила, но он — нет. Он же на постаменте, а вокруг башки нимб светится днём и ночью. И если баба перед ним не кадит фимиам, никаких шансов у неё нет.— Вот именно. Мы с тобой, конечно, утрируем и вообще преувеличиваем, а это деликатная материя, хотя в быту сплошь и рядом такое вылезает.Борковский и без того долго с Барбарой выдержал, но когда Уршулька начала ему поклоны земные класть, заволновался. Наконец-то его оценили!— И тут же разлимонился…Мы с Мартусей долго молчали, потому что вся интрига стала нам ясна и понятна с изнанки.Уршулька знала, за какие ниточки подёргать…— И что, он теперь вернётся к первой жене? — спросила Мартуся.— После такой компрометации? — скривилась я. — И речи быть не может! Ни одному из них этого не надо. Она не сможет его обожать, а он без обожания завянет. Она себе кого-нибудь найдёт, а его ещё ждёт большой сюрприз. Он ведь в Швеции, и никто ему ни о чем пока не сообщал.И я считаю, что по заслугам.Мартуся полностью согласилась со мной.Мне пришлось ещё раз повторить ей все виденное и слышанное, заверив, что Уршулька и в самом деле прятала оружие и ключи Фели среди кухонных полотенец, уверенная в том, что такой тайник в жизни не найдут.Мартуся уже направилась было спать, но остановилась у ступенек, ведущих в гостевую спальню.— Погоди-ка, — сообразила она. — А тебе не кажется, что теперь надо позвонить живой Борковской? Барбаре?— Ты в своём уме? За полночь?!!— Для таких новостей любое время годится!Да и что тут такого, всего двадцать минут первого, подумаешь! Ты что, не обрадуешься,если кто-нибудь сообщит тебе такие новости хоть бы и под утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74