- У нас в войске много полководцев, а начальствует один, гроза вселенной,
меч ислама, Хорезм-шах Алла эд-Дин Мухаммед.
Старик сошел с коня. Сложив руки на груди, слегка согнувшись, он подошел
к тому месту, где на своем великолепном коне блистал шах Хорезма,
окруженный безмолвными нарядными ханами.
- Повелитель монгольского войска, великий нойон Джучи-хан, сын
Чингиз-хана, владыки восточных стран, приказал мне, его переводчику,
приветствовать могучего владыку западных стран, Алла эд-Дина Мухаммеда, да
продлит аллах твое царствование на сто двадцать лет! Он говорит тебе:
салям!
- Салям! - сказал шах.
- Хан Джучи спрашивает, почему храброе войско шаха направляется по следам
монгольского войска, двигаясь так поспешно всю ночь.
Старик ждал ответа. Но шах, поглаживая черную бороду, пристально
вглядывался грозным взором в монгольского посла и молчал.
- Хан Джучи приказал еще сказать, что его отец, непобедимый владыка
Чингиз-хан, повелел своим полководцам Субудаю и Тохучару наказать мятежных
меркитов, убежавших от воли ханской. Истребив их, монгольские войска уйдут
обратно, в родные степи...
Старик помолчал несколько мгновений, впиваясь взгляцом в невозмутимое
суровое лицо шаха, затем продолжал:
- Чингиз-хан, повелитель всех народов, обитающих в войлочных юртах, всем
нам повелел обращаться дружески с мусульманскими войсками, если с ними
придется встретиться. В знак дружбы хан Джучи предлагает выдать войскам
шахского величества часть захваченной добычи и пленных меркитов, как рабов.
Тогда шах ударил плетью коня. Гнедой конь заплясал, сдерживаемый сильной
рукой Мухаммеда. И шах сказал знаменитые слова, которые тут же записал в
"Походную тетрадь подвигов и битв и изречений шаха" его придворный
летописец Мирза-Юсуф:
- Скажи твоему начальнику: если Чингиз-хан не велел тебе со мною
сражаться, так мне аллах приказывает другое - напасть на ваши войска! Я
хочу заслужить милость всемогущего аллаха, истребив вас, поганых
язычников!..
Переводчик, пораженный, окаменел, обдумывая слова Хорезм-шаха, но
Мухаммед уже направил коня к спешно строившемуся в боевой порядок войску.
Переводчик вернулся к монгольским всадникам, сел на коня, и вся группа
монголов поехала в сторону своих войск. Несколько шагов они ехали медленно,
затем, пригнувшись к гривам, во всю конскую прыть помчались к своему
лагерю.
Битва закипела.
Едва старик-мусульманин доскакал до лагеря монголов, оттуда отделились
несколько отрядов, медленно направляясь навстречу войскам Хорезм-шаха, и
остановились на отлогих холмах.
Хорезм-шах отдал приказ ханам:
- Войско разбить на три части: правое, левое крыло и середина. Оба крыла
должны охватить лагерь монголов, чтобы никто оттуда не ускользнул.
Середина, где нахожусь я, будет запасной силой. Я двину ее туда, где
понадобится подмога и решительный удар. Прямо на нас враги не бросятся. А
если бросятся, тем лучше: они завязнут в топком солончаковом болоте.
Шах поднялся на вершину холма. Далеко раскинулась степь - место будущего
боя. Шах сошел с коня и опустился на ковер. Достарханджй разостлал вышитый
шелками платок, расставил подносы с лепешками, изюмом, сушеной дыней. Он
налил в чаши кумыс и роздал молодым бекам, которые сопровождали в походе
Хорезм-шаха, учась военному делу.
Быстроходные верблюды с провизией опустились на колени. Достарханджй
распоряжался, доставая вместе со слугами золотые кувшины, блюда и самые
изысканные кушанья, чтобы подкрепить истощенные походом силы хорезмшаха.
Правым крылом командовал нелюбимый сын хорезм шаха Джелаль эд-Дин.
Вороной жеребец вскачь вынес его на вершину бархана. Молодой хан
всматривался в равнину боя, прикрывая от солнца маленькой рукой узкие
черные глаза.
- Позови Кара-Кончара! - крикнул он джигиту.
Коренастый молодой туркмен в красном кафтане вскачь пустился с холма и
вернулся вместе с сухопарым всадником в черной бараньей шапке и черном
плаще. Кара-Кончар подъехал к Джелаль эд-Дину и, склонившись к нему,
внимательно вслушивался в его слова. Хан объяснил план будущей битвы.
Ястребиное лицо Кара-Кончара не выражало никакого волнения, только в карих,
круглых, как у совы, глазах вспыхивали веселые искры.
- Видишь этот солончак? - говорил Джелаль эдДин.- В нем для нас и гибель
и удача. Татар не так много. Нас в три раза больше. Но не в количестве
дело. Могу ли я довериться нашим воинам? От умиравшего меркита я выведал,
что монголов всего тысяч двадцать. Значит, если против нашего крыла пойдет
половина, то это будет только десять тысяч. У нас же одних туркмен шесть
тысяч, да кара-Китаев пять тысяч. Но кара-китаи покорились падишаху из
нужды и голода. Они отправились в поход не воевать, а погреть руки у чужих
костров. Я их пущу вперед застрельщиками. Они охотно пойдут, чтобы поскорее
добраться до татарских обозов. Но тот же меркит назвал татар "взбесившимися
тиграми". В битве татары, конечно, опрокинут кара-китаев и бросятся на нас.
Тут их надо встретить со всей яростью, ударить им в бок и загнуть в топкий
солончак. Там они завязнут, и мы их изрубим. После этого мы бросимся
спасать моего отца. Придется сегодня падишаху забыть сладостный покой души
и жареных уток... Эй, джигиты, скачите к туркменским ханам и скажите, что
сегодня в бой их поведет Кара-Кончар, барс Каракумов.
Шесть джигитов помчались во все концы туркменских отрядов, рассыпавшихся
по холмам. Когда войско услышало имя Кара-Кончара, все встрепенулись и
загудели. Кто не слыхал имени Кара-Кончара, грозы Хорасана и Астрабада!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55