Я вас правильно понял?— Нет, — мягко возразил Горбачев. — Они ничего не требовали. Знаете ли, я очень не люблю, когда от меня что-нибудь требуют. Я еще был первым секретарем крайкома, когда Эдуард Амвросиевич, бывший тогда первым секретарем ЦК компартии Грузии, вздумал потребовать выдачи каких-то переселенцев, из Грузии, которые осели в Ставропольском крае. Вы хорошо знаете, чем дело кончилось. И эти оба хорошо знают, что завтра я соберу Пленум, и им придется стоять в ветеранской очереди в ГУМе, чтобы получить десяток готовых котлет. Поэтому они ничего не требовали, а просто наушничали, если так можно выразиться.— И вы думаете, — спросил Климов, — это была реакция на те поиски, которые Яковлев проводил в Особой папке?— Я не думаю, я знаю, — ответил Горбачев. — Как доказательство того, что Александр Николаевич является агентом ЦРУ, Крючков сообщил о его поисках в архиве Политбюро документов, которые могут значительно подорвать престиж СССР и партии не только в мире, но и в глазах собственного населения. Он просил меня пресечь его деятельность.— И что вы ответили? — Климову явно нравился рассказ о злоключениях его непосредственного начальника.— Знаете ли, — признался генсек, — я пока не хочу особенно обострять с ним отношения. Тем более, что при определенном развитии событий Крючков — кандидат на вылет, причем прямо из своего кабинета. Помнится, мы довольно тщательно подбирали кандидатуру из числа ваших коллег, которыми можно было бы при необходимости пожертвовать, чтобы «дать народу от души пожевать кость», как любил выражаться покойный Никита Сергеевич Хрущев. А пока пусть Крючков посидит на своем месте Я поблагодарил товарищей за бдительность и пообещал во всем разобраться. И что вы думаете? Когда на следующий день Александр Николаевич пришел в архив, ему сообщили, что сгорел электромотор, открывающий стальные жалюзи полок с архивными делами. Знаете, конечно, эту систему? Набирается код, приводящий в действие электродвигатель, который в свою очередь приводит в движение стальные двери, открывающие стеллажи с документами. Александр Николаевич — человек по природе очень сдержанный, но жесткий. Он никогда не повышает голоса, но может отправить в ГУЛАГ все руководство какого-нибудь НИИ за недостатки в наглядной агитации исторической роли партии в достижении всех наших побед. Что он, между нами, и делал в сталинские времена чудовищной деформации социализма. Так вот, товарищ Яковлев вызвал к себе руководство архива и спросил, понимают ли они свою ответственность, саботируя указания члена Политбюро. По их лицам было видно, что ответственность они понимают, но готовы претерпеть, чтобы, вероятно, не подвергнуться еще большей ответственности перед своими прямыми начальниками с Лубянки.— Занятно, — хмыкнул генерал. — И на этом дело кончилось?— Практически, да, — вздохнул Горбачев. — Товарищ Яковлев очень занят на своем участке работы, чтобы терять столько времени в архиве. Тем более, что все необходимое нам сейчас он разыскал. Не посылать же его снова в архив, искать место захоронения последнего царя? Во-первых, он может не понять, зачем это нужно и чему это ложит начало. Если же я пойду искать сам, то все переполошатся, пойдет слух, что Горбачев решил реставрировать монархию. Спасибо Болдину, что он хоть что-то нашел. Я знаю, например, что даже Иосиф Виссарионович был отрезан от архива. Ему представляли только те справки, которые нужны были его окружению. А если не могли их найти, то без зазрения совести фабриковали. Помните, в конце 1952 года все это так надоело товарищу Сталину, что он принял решение полностью обновить партийный аппарат путем физической ликвидации старого, начиная с членов Политбюро…— Да, — согласился Климов. — Я очень хорошо помню это, но еще лучше запомнил, чем все это дело кончилось. Я имею в виду события, произошедшие в ночь с 27 на 28 февраля 1953 года. Об этом никогда нельзя забывать, поскольку подобное вполне может повториться. Пассажиры 1-го класса, осознавшие тот факт, что их собираются бросить на погибающем судне, могут ворваться в каюту капитана и убить его из чувства ненависти, да и просто от отчаяния.— Да, — кивнул головой генсек. — Я сам часто размышляю на эту тему. Скорее даже на тему, как это могло произойти тогда, в конце февраля 1953 года. Неужели Иосиф Виссарионович был настолько охвачен манией собственного величия, что не заметил, как принято выражаться, «детского мата» в два хода? Я, наверное, так никогда до конца и не пойму, как это все произошло.Горбачев встал и с видом гостеприимного хозяина разлил по фужерам вино из длинной бутылки, на этикетке которой белый аист стремительно пикировал куда-то вниз, зажав в клюве сочную виноградную гроздь.— Попробуйте, — предложил генсек Климову, — после ликера это вино создает потрясающий букет и освежает. Надо в порядке самокритики признать, что мы совершенно не умели разбираться в подобных вопросах. Пили, как придется, не понимая, что и этот процесс может доставлять наслаждение. — Генсек сделал глоток, пожевал губами с видом заправского дегустатора и обратился к Климову. — Вы упомянули о событиях февраля 1953 года, считая, что они могут повториться? Я вас правильно понял?— Если они и повторятся, — задумчиво произнес Климов, продолжая потягивать ликер (он не любил виноградных вин), — то, видимо, как водится, в виде фарса. Хотя надо быть чрезвычайно внимательным. Возможно, что их удастся спровоцировать на какую-нибудь глупость на последнем этапе операции. Все-таки согласитесь, что Крючков — не Берия и не Андропов. Даже загнанный в угол, он не видится мне очень опасным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133