Мы построили самую большую по протяженности железную дорогу до Владивостока и в итоге получили войну с Японией, закончившуюся катастрофой. Я мечтал о семейном счастье, я безумно любил и люблю свою бедную жену, но у нас неизлечимо больной сын, родившийся в разгар японской войны. Может быть, Господь уже тогда предостерегал меня за мои грехи? Я приложил все усилия, чтобы закончить эту проклятую войну как можно быстрее и на любых условиях, и получил смуту в стране. Разобравшись, что хочет от меня народ, все сословия, я пытался дать им это: интеллигенции полную свободу самовыражения, партий и союзов, купцам — мизерные налоги и протекцию государства, крестьянам — землю». «Деятельность Вашего Величества, — произнес я, сдерживая слезы, — увенчалась бы полным успехом, если бы не эта проклятая война, разразившаяся среди христиан, подобная Божьему гневу, упавшему на Содом и Гоморру. Армия Вашего Величества оказалась не готовой к подобной войне, как, впрочем, и армии других стран. Чудовищные людские потери в этой войне, которые понесла Россия, безусловно, требовали и требуют какого-то искупления, чем ловко воспользовались силы, традиционно ненавидящие Ваше Величество и пытающиеся за все возложить ответственность именно на Вас». «Если бы тогда, — со вздохом душевной боли прошептал государь, — не ранили Григория Ефимовича, Царство ему Небесное, он бы сделал все, чтобы Россия не вступила в эту злосчастную войну. Он предостерегал меня. Он говорил фактически то же, что Святой Серафим и эта португальская пастушка. Григорий Ефимович был просветлен Богом и мог бы это сделать. А что мог сделать я? Я был связан договорами, которые не заключал, на мне лежали обязательства, которые принимал не я. Я должен был и хотел остаться порядочным человеком, слово которого хоть что-то значит. Я говорил вам о водовороте, который затянул в омут меня и всю страну. Но не я, не я, Гиббс, начал эту войну! Но если виноват я в том, что не был достаточно тверд, то причем тут Россия? Я всегда чувствовал, что проклят. Но за что вместе со мной прокляли и Россию? Я вижу, что это произошло, но не понимаю, почему».Все это государь говорил без тени истерики, тихим и спокойным голосом. Император умел держать себя в руках при любых обстоятельствах. Это был самый благородный и выдержанный человек, которого мне когда-либо приходилось видеть. Несчастья, обрушившиеся на него со всех сторон, немного состарили его, но не сломили.Государь подошел к небольшому столику, где лежала Библия, которую он читал ежедневно, открыл ее и вытащил спрятанный между страниц небольшой лист бумаги, сложенный вдвое. Его Величество развернул лист и подал мне.За годы, проведенные в России, я очень хорошо научился читать и писать по-русски, но бумага, которую мне вручил государь, была исписана каракулями наподобие детских, и я не смог разобрать ни слова. «Простите, — сказал Император, — я понимаю, что вам трудно разобрать этот почерк. Мне самому удалось прочесть письмо с большим трудом, хотя почерк мне знаком. Это последнее письмо, писанное мне Григорием Ефимовичем накануне своего убийства. Послушайте его, господин Гиббс: „Я пишу это письмо, последнее письмо, которое останется после меня в Санкт-Петербурге. Я предчувствую, что умру до 1 января (1917 г.). Я обращаюсь к русскому народу, к Папе, Маме и Детям, ко всей русской земле, что им следует знать и понять. Если я буду убит обычными убийцами, особенно своими братьями — русскими крестьянами, то ты, Русский Царь, не должен ничего бояться, ты останешься на троне и будешь править, и ты, Русский Царь, не должен бояться за детей своих — они будут править в России еще сотни лет. Но если я буду убит боярами и дворянами, если они прольют мою кровь, и она останется на руках их, то двадцать пять лет им будет не отмыть моей крови со своих рук. Им придется бежать из России. Братья будут убивать братьев, все будут убивать друг друга и друг друга ненавидеть, и через двадцать пять лет ни одного дворянина в России не останется. Царь Земли Русской, если услышишь ты звон погребального колокола по убитому Григорию, то знай: если в моей смерти виновен кто-то из твоих родичей, то скажу тебе, что никто из твоей семьи, никто из твоих детей и родных не проживет более двух лет. А если и проживет, то будет о смерти молить Бога, ибо увидит позор и срам Русской земли, пришествие антихриста, мор, нищету, порушенные Храмы Божьи, святыни оплеванные, где каждый станет мертвецом. Русский Царь, убит ты будешь русским народом, а сам народ проклят будет и станет орудием дьявола, убивая друг друга и множа смерть по миру. Три раза по двадцать пять лет будут разбойники черные, слуги антихристовы, истреблять народ русский и веру православную. И погибнет земля Русская. И я гибну, погиб уже, и нет меня более среди живых. Молись, молись, будь сильным, думай о своей Благословенной семье“.Государь закончил читать, сложил письмо и вложил его обратно в Библию. Я сидел, потрясенный до глубины души. В прошлом мне приходилось несколько раз встречаться с Григорием Распутиным, и он не произвел на меня никакого впечатления, хотя я знал, что ему часто удавалось снимать тяжелые приступы гемофилии у царевича, придворные же медики расписывались в бессилии и предрекали мальчику близкую смерть. Не прошло еще и года после смерти Распутина, царь и его семья, лишившись трона, находились в ссылке, а здоровье Его Высочества ухудшалось с каждым днем. Одна нога цесаревича фактически не действовала.Все эти пророчества, сбывавшиеся на глазах, сильно подействовали на меня, и мне стало казаться, что я присутствую не при обычном катаклизме, порожденном европейской войной и русской революцией, а действительно при исполнении Воли Божьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133