— Может быть, принести бутерброды?— Да, пожалуйста. И кофе.— Хорошо, мадам. Вы сегодня еще будете выходить?— Не знаю. Возможно.И она побежала вверх по лестнице.В спальне у нее шторы были спущены и горело бра. Ева закрыла дверь. Она задыхалась; в груди была странная пустота; колени у нее дрожали; кровь отхлынула от щек и стучала в висках. Она бросилась в кресло и старалась прийти в себя.Дом 17 по рю де ла Арп. Дом 17 по рю де ла Арп. Дом 17. Дом 17.В спальне не было часов. Ева проскользнула в холл, в комнату для гостей, и принесла оттуда часы. Часы тикали зловеще, как заведенная мина. Она поставила их на комод и пошла в ванную умыться. Когда она вернулась, на столике уже были изящно сервированы бутерброды и кофе. К бутербродам она не притронулась, но кофе немного выпила и потом принялась курить одну сигарету за другой, покуда стрелки часов ползли от половины девятого к девяти, к половине десятого и к десяти.Однажды в Париже она присутствовала на суде, когда судили убийцу. Нед, рассматривавший это как потеху, взял ее с собой. Больше всего ее поразили крики. Судьи — а их было много, все в мантиях и судейских шапочках — громко орали на преступника; орал на него и прокурор, требуя признания.Тогда все это показалось ей чуждым, неприятным, но забавным. Но чумазому бедолаге, вцепившемуся грязными ногтями в скамью и не менее истошно оравшему на судей, это вовсе не казалось забавным. Когда его выводили, звякнули замки и пахнуло креозотом. Ева будто снова ощутила этот мерзкий запах. Ее так поглотили воспоминания, что она почти не слышала шума на улице.Она встрепенулась, только когда в дверь позвонили.Внизу раздалось сразу много голосов. Топ, топ, топ — затопали по ковру шаги Иветы, торопливые, как никогда. Ивета постучалась. Ивета сохраняла почтительность.— Там внизу полно полицейских, мадам, — доложила она. Она произнесла это так весело, с таким глубоким чувством удовлетворения, что у Евы пересохло во рту. — Сказать им, что вы спуститесь, мадам?Голос ее еще долго звенел у Евы в ушах.— Проведите их в главную гостиную, — как будто со стороны услышала Ева собственное распоряжение. — Я сейчас спущусь.— Хорошо, мадам.Дверь закрылась. Ева тотчас вскочила. Она подошла к шкафу, вынула меховую накидку и надела ее. Она заглянула в сумочку, проверяя, есть ли там деньги. Потом погасила свет и выскочила в холл.Миновав злополучный прутик, она сбежала по лестнице так тихо, что никто ее не услышал. Она совершенно точно рассчитала все движения Иветы. Голоса слышались уже из главной гостиной; дверь была приоткрыта, и видно было, как Ивета, стоя к ней спиной, округлым, гостеприимным жестом приглашает служителей закона не стесняться. Ева увидела чьи-то усы и чей-то глаз, но ее, очевидно, не заметили. Еще две секунды — и она уже проникла через темную столовую в еще более темную кухню.И снова, как уж было недавно, она отперла дверь черного хода. Но на сей раз она закрыла ее за собой. Она поднялась по ступенькам в намокший росою сад, прямо под луч берегового маяка, и вышла через заднюю калитку. Через три минуты, никем не замеченная, кроме соседского пса, отчаянно рвавшегося с цепи, она уже останавливала такси в неярком свете фонарей мирного бульвара Казино.— Дом семнадцать, по рю де ла Арп, — сказала Ева. Глава 13 — Это тут?— Да, мадам, — сказал таксист. — Дом семнадцать, по рю де ла Арп.— Это частный дом?— Нет, мадам. Лавка. Цветочная лавка.Рю де ла Арп, как выяснилось, находилась в немодной части Ла Банделетты; точнее сказать — у самой набережной. Английские денежные мешки, поддерживавшие Ла Банделетту, презирали этот район, потому что он выглядел (и был) в точности как какой-нибудь Уэстонсьюпер-мэр, Пейнтон или Флокстон [2].Днем маленькие пыльные улочки пестрели витринами, ломившимися от сувениров, игрушечных ведерок, лопат и мельниц, желтыми рекламами американских фотоаппаратов «Кодак» и пышными вывесками почтенных кафе. Но по ночам, теперь, когда осень вступила в свои права, улицы эти погружались в темноту и уныние. Извивающаяся среди высоких домов рю де ла Арп поглотила такси. Когда оно остановилось перед темной дверью, Еве мучительно не захотелось выходить.Она сидела, держа руку на дверце, и смотрела на шофера в смутном свете счетчика.— Цветочная лавка? — переспросила она.— Ну да, мадам. — И он показал ей на белую табличку в темной витрине. «Райские сады. Большой выбор цветов». — Но тут, понимаете ли, закрыто, — добавил он предупредительно.— Да, да, конечно.— Может, отвезти вас куда-нибудь еще, мадам?— Нет, нет. Мне сюда. — Ева вышла из машины. — А вы, случайно, не знаете, чья эта лавка?— А! Чья она? Не знаю, — ответил шофер, тщательно взвесив вопрос. — Чья она — я не знаю. Но управляет тут мадемуазель Латур, короче мадемуазель Прю. Очень обходительная девушка.— Латур?— Да, мадам. Вам нехорошо, мадам?— Нет. А у нее есть родственница, сестра, или, может, тетя, такая Ивета Латур?Шофер уставился на нее.— Вот, господи, ну и задали вы мне задачу, мадам! Я бы с удовольствием… Я знаю только лавку. Лавка чистенькая, аккуратненькая, нарядненькая и хорошенькая, как сама мадемуазель Прю (тут Ева поймала на себе его любопытный взгляд). Вас обождать, мадам?— Нет. Ах да! Лучше подождите.Она хотела было задать ему еще какой-то вопрос, но передумала, повернулась и заспешила к цветочной лавке.Безмятежный таксист у нее за спиной прикидывал: "Господи, хорошенькая-то какая, и англичанка! Неужели же мадемуазель Прю отбила у нее ухажера, а эта мадам пришла сводить с ней счеты? Тогда, старина Марсель, тебе лучше убраться отсюда подобру-поздорову, пока в тебя не попали купоросом. Хотя нет, англичане вроде редко пускают в ход купорос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54