Это только внушил ей Этвуд.Я не стал ни до чего докапываться. Меня вполне устраивало то, что она говорила. Ее рассказ черным по белому доказывал виновность Этвуда. Я сказал ей, чтобы она повторила свою историю Горону слово в слово, как мне. Я рассчитал, что все это занесут в протокол, а у меня уже будут данные, подтверждающие мотивы Этвуда, и можно будет действовать дальше. Но я все-таки недооценил ее внушаемость, либо галльскую энергию Вотура и Горона. Она передала им версию Этвуда, но не передала сцену дословно.— Они… они освещали меня лучом, дергались как марионетки, — защищалась Ева. — Просто невыносимо! А вас рядом не было, ну и никто не оказал мне моральной поддержки…Дженис как-то странно взглянула сперва на Еву, потом на Дермота; оба ответили ей ужасно смущенными, почти злыми взглядами.— Итак, — продолжал Дермот, — они, видите ли, прозрели. Только промах Этвуда они приписали ей. Ага! Никто не говорил ей о новом сокровище сэра Мориса? Никто ей его не описывал? Нет, конечно, нет. Так откуда же она знает, что часы — это табакерка? И тут уж каждое ее слово стало рассматриваться как изобличающее ее вину. Ее поволокли в тюрьму, а я прибыл к месту действия уже как главный злодей в драме.— Ясно, — сказал дядя Бен. — Все время из огня да в полымя. А тут Этвуд пришел в себя.— Да, — мрачно сказал Дермот. — Этвуд пришел в себя.Вертикальная морщинка у него между бровей сделалась глубже от противного воспоминания.— Он рвался засвидетельствовать, что Тоби был тот самый человек в коричневых перчатках, и положить делу конец. Ужасно рвался! Во что бы то ни стало. Одним ударом он готовился вернуть жену и отправить в тюрьму соперника. Кто бы мог вообразить, что человек в таком состоянии встанет с постели, оденется и отправится через всю Ла Банделетту к Вотуру? Тем не менее он все это проделал.— И вы его не удерживали?— Нет, — ответил Дермот. — Я его не удерживал.После паузы он добавил:— Он умер на пороге кабинета Вотура. Он потерял сознание, упал и умер, прежде чем от него оторвался луч маяка. Он умер оттого, что его разоблачили.Солнце садилось. В саду пререкались редкие птицы. Становилось свежо.— А наш благородный Тоби, — начала Дженис. Она запнулась и залилась злой краской, потому что тут Дермот расхохотался.— Думаю, вы не понимаете своего брата, милая девушка.— Да я и не знала, что на свете бывают такие скоты!— Он отнюдь не скот. Просто обычнейший случай — вы уж меня извините — замедленного развития.— В смысле…?— Умственно и эмоционально он все еще пятнадцатилетний мальчик. Вот и все. Он искренне не понимает, что за преступление — обокрасть собственного отца. В своих понятиях о взаимоотношениях мужчины и женщины он задержался на уровне четвертого класса школы.Таких Тоби на свете пруд пруди. Иногда они очень даже преуспевают. Их считают воплощением принципиальности, идеалом твердости, пока они не подвергнутся серьезному испытанию; а уж тут-то великовозрастный гимназист, лишенный мужества и воображения, непременно себя покажет — и песенка его спета. С ним приятно выпить, приятно играть в гольф. Но я очень сомневаюсь, что он может стать самым удачным мужем для… Ну ладно, оставим эту тему.— Интересно… — начал дядя Бен и запнулся.— Да?— Я вот все думал… Когда Морис тогда вернулся с той прогулки — весь дрожал, побледнел и всякое такое, — он о чем-то разговаривал с Тоби. Он ему ничего про Этвуда не сказал?— Нет, — ответила Дженис. — Я про это тоже думала. Я думала, может, он что-то узнал про Тоби, понимаете? Когда мы все услышали, я у Тоби спрашивала. Нет, папа сказал только: «Я сегодня видел одного человека — он, конечно, имел в виду Этвуда — мне с тобой еще надо будет поговорить». Тоби пришел в ужас. Он подумал, что Прю Латур перешла в открытое наступление. Он окончательно растерялся и решил в ту же ночь стянуть ожерелье.Дженис неловко повертела шеей. Она резко прибавила:— Мама там, — она кивнула в сторону виллы напротив, — утешает бедного Тоби. Ах, с несчастным так гадко обошлись. Наверное, все матери такие.— Ах! — прочувствованно произнес дядя Бен. Дженис встала со стула.— Ева, — крикнула она с неожиданной пылкостью, — я ведь почти что не лучше Тоби. Простите меня! Мне страшно стыдно и неприятно! Поверьте!И, тщетно поискав слова и ничего больше не добавив, она побежала через сад, по дорожке, обогнула виллу и скрылась из глаз. Дядя Бен поднялся не так порывисто.— Не надо, — сказала Ева, — не уходите…Дядя Бен не обратил на ее слова никакого внимания. Он сосредоточенно размышлял.— А мне — нет, — проворчал он. — То есть мне не неприятно. Для вас все к лучшему. Вы и Тоби? Нет, — совсем запутавшись, он повернулся уходить, потом снова обернулся: — Я для вас кораблик выстругал, — прибавил он. — Думал — вам понравится. Как покрашу — пришлю. До свиданья.И он заковылял прочь.Он ушел, а Ева Нил и доктор Дермот Кинрос долго сидели молча. Они не смотрели друг на друга. Первой заговорила Ева.— Это правда то, что вы вчера сказали?— Что именно?— Что вам завтра возвращаться в Лондон?— Да, рано или поздно вернуться надо. Интересно другое — что вы намерены делать дальше?— Не знаю. Дермот, я хотела…Он перебил ее:— Послушайте. Опять вы с вашей дурацкой благодарностью?— А грубить-то зачем?— Я и не думаю грубить. Я просто хочу, чтоб вы выбросили из головы мысль о благодарности.— Почему? Почему вы все это для меня сделали?Дермот взял со стола пачку сигарет «Мериленд», предложил ей, но она отрицательно покачала головой. Он зажег себе одну.— Что за ребячество, — сказал он. — Вы же прекрасно знаете сами. Когда-нибудь, когда вы окончательно придете в себя, мы это еще обсудим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54