И лишь через месяц его здоровье слегка пошатнется: ваш друг начнет жаловаться на что-то вроде стеснения в груди… Потом он совершенно лишится аппетита, будет слабеть на глазах — и не пройдет и трех месяцев после вашей совместной трапезы, как вы проводите его в последний путь.
— Недурно, однако слишком медленно, — пробормотала Екатерина.
— Хорошо, будем держаться золотой середины. Когда бы вы желали покончить… с вашими затруднениями?
— Пусть Жанна д'Альбре проживет еще три-четыре недели. Не меньше, но. и не больше!
— Как прикажете, Ваше Величество. И она сама поможет нам осуществить задуманное! Выбирайте в этом черном шкафчике любую вещицу по своему вкусу.
— Что это за книга?
— Молитвенник, мадам. Такие есть у всех католиков. Но этот — настоящее произведение искусства: застежки из чистого золота, переплет из серебра. Стоит только открыть его…
— Не то! Ведь Жанна д'Альбре — гугенотка, — сердито перебила астролога королева. — Может, этот аграф?
— Прелестное украшение! У него лишь один недостаток: слишком тугой замочек… Особа, которая захочет застегнуть его, надавит на пружинку и уколет палец. Крошечная ранка… Но через неделю она приведет к заражению крови.
— Нет, аграф мне не очень нравится. А что ты скажешь о ларце?
— Ларец как ларец, Ваше Величество, от других он отличается лишь тем, что изготовлен лучшими чеканщиками и весь вызолочен. Дар, достойный королевы, мадам! Впрочем, есть у ларца и другая особенность. Поднимите крышку, Ваше Величество.
Екатерина без малейших колебаний открыла ларец. Руджьери пользовался ее абсолютным доверием — и осознавал это.
— Обратите внимание, мадам, — пустился он в объяснения, — изнутри ларец обит изумительной кордовской кожей. Она сама по себе бесценна. Изящный узор вытеснен на ней тем способом, который применяли в древности мавританские мастера. Кожа пропитана благовониями. Чувствуете, какой приятный запах?
Екатерина втянула в себя слабый аромат амбры, витавший над ларцом.
— Запах совершенно безвреден, — говорил меж тем астролог. — Однако если вы погладите рукой эту обивку, если долгое время, что-то около часа, будете трогать ее пальцами, то средство, которым обработан ларец, впитается в вашу кожу, попадет через нее в организм, и недели три спустя вы заболеете лихорадкой; она и сведет вас в могилу.
— Отлично! Но я вряд ли на час засуну руку в ларец!..
— А в этом нет никакой необходимости. Вовсе не нужно непосредственно касаться руками стенок шкатулки. Но представьте, что я преподнесу вам эту вещицу, и вы решите ее как-нибудь использовать. Например, надумаете хранить в ней шарф или перчатки… потом вы повяжете шарф на шею, наденете перчатки… Но за то время, что эти вещи пролежали в ларце, к ним уже перешли его специфические свойства…
— Это просто чудо! — не смогла скрыть своего восхищения королева.
Руджьери гордо вскинул голову: слова Екатерины звучал; как признание его учености и мастерства.
— Да, мадам, именно чудо! — с торжеством проговорил он. — Я годами разрабатывал яды, которые могли бы пропитать кожу, словно одежды Несса . Ночи напролет просиживал я в лаборатории, чуть не отравился сам — и все же нашел такой состав, который попадает в человеческое тело сквозь мельчайшие поры, а не вместе с воздухом или пищей. В этот ларец я упрятал смерть, заставив ее покорно служить мне — безмолвно и тайно. Берите же это чудо, моя повелительница! Оно принадлежит вам!
— Я принимаю его! — воскликнула королева.
Она бережно опустила крышку, сжала ларец в руках, на миг застыла и пробормотала:
— Да свершится Божья воля!
Произнесла ли Екатерина эти слова искренне или опять устроила очередное представление? Кто знает? Королева была прирожденной комедианткой. Но не исключено, что в глубине души, сама того не осознавая, Екатерина мечтала о чудовищной резне, поскольку считала ее делом, угодным Господу.
Астролог аккуратно запер шкаф и вслед за Екатериной вышел из лаборатории. В тот вечер королева осталась ночевать в своем новом дворце. Она заснула спокойно, с улыбкой на устах. Давно Екатерина не чувствовала себя такой счастливой!
Глава 4
ПОВЕЛЕНИЕ МОНАРХА
Мы помним, как Франсуа де Монморанси встретился со своей первой женой Жанной де Пьенн и впервые увидел собственную дочь, прелестную Лоизу. Он провел со своей вновь обретенной семьей счастливый день в бедном доме на Монмартрской улице. Душа маршала была исполнена нежности. Он с умилением и восторгом взирал на дочь, повторяя про себя, что она — самое очаровательное существо в мире. Франсуа надеялся, что Жанна выздоровеет; ее разум помрачился, конечно, ненадолго. Любовь и ласка восстановят ее силы, и рассудок вернется к ней. Порой ему чудилось, что взгляд сумасшедшей женщины становится более осмысленным. Он то и дело напряженно всматривался в лицо Жанны и шептал:
— Она поправится — и что я скажу ей тогда о моем втором браке? Я же клялся, что буду ей верен до могилы, и обязан был сдержать слово, хоть и думал, что она обманула меня…
Поседевший маршал, трепеща, любовался Жанной, по-прежнему молодой и восхитительно красивой, почти не изменившейся с тех пор, как юный Франсуа назначал ей свидания в роще Маржанси.
Лоизе причиняла жестокую боль мысль о том, что ее дорогая матушка не может порадоваться вместе с ней. Но в то же время девушка была безмерно счастлива. Она тоже не сомневалась, что Жанна придет в себя; просто ей необходимы покой и забота близких. Сама же Лоиза наслаждалась неведомыми ей дотоле чувствами: у нее теперь было имя, были родные, был отец. Отца своего Лоиза считала удивительным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138