Похоже, что-то рухнуло на толпу… Данвиль, издав грозное проклятие, бросился вниз, во двор. Он обнаружил, что среди его рейтар началась паника. Солдаты бежали, расталкивая друг друга и размахивая оружием. Они совершенно обезумели. Что-то произошло…
В душе Франсуа де Монморанси вспыхнула надежда. Он кинулся к дверям и выглянул во двор.
Что же случилось?..
С самого верха той единственной стены, что устояла после взрыва, внезапно свалилась громадная каменная глыба и покатилась по двору, раздавив трех-четырех человек. Все подняли головы и увидели на гребне стены, в клубах дыма двух человек. И тут же во двор полетел еще один камень, потом второй, третий… Град камней обрушился на солдат Данвиля. Каждый камень сбивал с ног людей и катился, оставляя за собой кровавый след.
Началась паника. Многие, не разобрав, в чем дело, кинулись к воротам, давя собственных товарищей. Двор огласился воплями ужаса и стенаниями раненых.
Не прошло и минуты после падения первого камня, а у дворца остались лишь трупы да искалеченные солдаты с переломанными руками и ногами…
А там, наверху, на гребне этой заколдованной стены, в дыму и пламени, словно легендарные воители, стояли два человека. Лица их были черны, одежда разодрана, но глаза горели. Отец и сын Пардальяны торжествующе хохотали!..
Стена, на которой стояли оба, была выше фасада особняка, так что отец с сыном без особого труда перемахнули бы на крышу дворца. Потом через чердачное окно они бы проникли внутрь.
Когда они взобрались на стену и поняли, что судьба все таки привела их ко дворцу Монморанси, ветеран предложил сыну сразу же спрыгнуть на крышу дворца. Во дворе в это время, казалось, близилась к развязке чудовищная трагедия. Но Жан покачал головой и показал на Лоизу, замершую на пороге, за спиной маршала, с кинжалом в руке.
— Батюшка! — спокойно произнес шевалье. — Если она сейчас погибнет, я брошусь со стены вниз головой.
— Ну знаешь ли! — взревел Пардальян-старший. — Мы выстояли против половины Парижа не для того, чтобы ты тут покончил с собой!..
Ветеран скрестил руки на груди и в бешенстве ударил каблуком по стене. От удара зашатались плохо пригнанные камни, и один из них рухнул во двор. Оттуда, снизу донеслись стоны и вопли гнева.
— Смотри-ка! — спокойно заметил Пардальян-старший. — А ведь так кого угодно раздавить можно…
— Так за работу же! — вскричал шевалье.
Они наклонились, двумя кинжалами, как рычагами, приподняли еще один камень в расшатавшейся стене и столкнули его вниз. Глыба скатилась, сея панику среди рейтар. А Пардальяны уже не разгибались и не смотрели, что происходит внизу. Они работали без устали. Камни катились градом. Отец и сын вдохновенно ломали стену…
Ловкие, как кошки, они легко удерживались на узком гребне. Одно неверное движение, один лишний шаг, и оба рухнули бы вниз. Но они чувствовали себя на стене также уверенно, как на земле… Наконец Пардальяны остановились и глянули вниз: солдаты Данвиля бежали…
И тогда отец с сыном рассмеялись. Стоя на стене, с закопченными от дыма лицами, с окровавленными руками и в разодранной одежде, они хохотали, как сумасшедшие!..
Но тут за их спинами раздался звук выстрела: пуля, выпущенная из аркебузы, сбила у шевалье с головы шляпу. Солдаты, вытесненные со двора, зашли смельчакам в тыл. Выстрелила еще одна аркебуза, потом — другая… А вокруг солдат бесновалась озверевшая толпа.
Пардальян-старший свесился со стены в сторону улицы.
— Эй вы! Черепа поберегите! — завопил он.
Толпа увидела, как человек титаническим усилием поднял над головой огромный бутовый камень и швырнул его в пустоту.
— А теперь я, сударь! — воскликнул шевалье.
Отец вцепился в стену, чтобы не упасть, а Жан метнул такую же бутовую глыбу. Камень, пущенный руками шевалье, описал дугу и рухнул, похоронив под собой двух солдат.
За три минуты отчаянной борьбы отважные Пардальяны заставили врага ретироваться с улицы — так же, как перед этим вытеснили солдат со двора. Отец с сыном выламывали камень за камнем, стена становилась ниже, и они постепенно спускались. В конце концов аркебузы замолчали. Улица перед дворцом была свободна!..
Маршал де Данвиль смотрел на отступление своего отряда, и горькие слезы бешенства, ярости и стыда катились по его щекам…
Стена стала ниже на семь или восемь рядов кладки, но дело было сделано…
Убедившись, что враг отступил по всему фронту, и со двора, и с улицы, оба Пардальяна одновременно сказали друг другу:
— Вперед!
Они спрыгнули на крышу привратницкой, оттуда — во двор, и, перешагивая через трупы, в несколько прыжков достигли парадной лестницы и ворвались в главный зал дворца Монморанси.
Шевалье вошел первым и тут же оказался в объятиях маршала де Монморанси. Прижав юношу к своей широкой груди, Франсуа расцеловал его и взволнованной сказал:
— Сын мой! Сын мой!
Шевалье де Пардальян в растерянности оглянулся: он увидел Жанну де Пьенн, сидевшую в кресле и улыбавшуюся собственным грезам; увидел плачущего Франсуа* де Монморанси; увидел и бледную Лоизу, которая серьезно и торжественно взирала на него.
Жан перевел взор с Лоизы на маршала, потом снова на Лоизу. Счастье ослепило его, и герой почувствовал себя слабым, как дитя…
— Монсеньер, — пролепетал шевалье. — Вы назвали меня сыном… но какой смысл вкладываете вы в это слово? Я боюсь ошибиться…
Маршал понял, что мучило шевалье. Франсуа де Монморанси повернулся к дочери и сказал:
— Говори ты, Лоиза!
Лоиза побледнела еще больше, глаза ее наполнились слезами.
— О, муж мой! — воскликнула она. — Добро пожаловать в дом моих предков… теперь это и твой дом, возлюбленный мой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138