— Ох, я уже умираю!..
Брат Тибо открыл стенной шкаф и вынул оттуда ломоть черствого черного хлеба и кувшин с водой.
— Это вам на два дня, брат Любен.
Любен взвыл, бия себя кулаками в грудь:
— Господи, лучше бы уж сразу сказали, что обрекаете своего друга на верную смерть! И это вы, брат Тибо! Сколько раз мы вместе обедали «У ворожеи», сколько бутылок распили! А теперь вы подсовываете мне камни вместо еды и эту сомнительную жидкость вместо питья. Боже, я и не предполагал, до чего вы жестокосерды!.. А как вспомню те паштеты у милейшего Ландри!..
— Прекратите, брат мой!
— Да, паштеты! — настаивал в слезах брат Любен. — И еще цыплят, цыплят на вертеле… господин Ландри их поворачивает, а с них так и капает жир!..
— Брат мой, не вводите меня в искушение…
— И вино, льющееся из бутылок в наши стаканы…
Тут душа брата Тибо не выдержала. Он схватил Любена за руку и, предварительно оглянувшись на запертую дверь, зашептал:
— Брат мой, представьте себе, я поднимаю покров со священной реликвии, а там…
С этими словами Тибо действительно откинул ткань, прикрывавшую котел, и запустил туда обе руки.
— Что — там?.. — спросил совершенно сбитый с толку и растерявшийся Любен.
— Во-первых, паштет с чудесной запеченной корочкой, точь-в-точь такой, как подавали на постоялом дворе.
И брат Тибо выложил паштет на алтарь. Любен прямо замер от восторга.
— Во-вторых, — продолжал Тибо, нагнувшись над котлом. — булка, испеченная только утром, мягкая внутри, хрустящая снаружи; затем холодный цыпленок; потом две бутылки белого вина, и еще эта розовая ветчина да четыре бутылки бургундского…
Вскоре весь алтарь был завален снедью. Любен молитвенно сложил руки, его толстые щеки тряслись от волнения. Сияющий Тибо величественным шагом подошел к своему собрату и сказал:
— Вы можете представить себе, брат мой, что на самом деле эта дивная снедь — всего лишь хлеб и вода?
— Конечно, могу!
— Так вот: пейте и ешьте, а я к вам присоединюсь. Конечно, лгать грешно, но все, что я делаю, совершается в интересах нашей святой Церкви… впрочем, не пытайтесь этого постичь…
Любен даже не старался понять, почему интересы церкви требуют, чтобы монах, посаженный на хлеб и воду, кушал цыпленка, запивая его бургундским. Он радостно выплеснул воду из кувшина в котел, подтащил к алтарю два стула, расставил на них бутылки и разложил еду.
Оба монаха приступили к трапезе.
— А черный хлеб не так и плох! — воскликнул Тибо, отправляя в рот огромный кусок паштета.
— А водичка какая ароматная! — добавил Любен, отхлебывая бургундское прямо из горлышка.
Брат Тибо ел в свое удовольствие, но мы должны заметить, что выпил он немного: всего одну бутылочку белого. Остальное досталось брату Любену.
После первой бутылки Любен погрузился в меланхолию.
После второй на него напал беспричинный смех.
После третьей он затянул во всю глотку «Аллилуйя!»
После четвертой начал каяться в своих грехах.
Чтобы утешиться, Любен принялся искать пятую и последнюю бутылку. Но так и не нашел: брат Тибо незаметно вылил содержимое этой бутылки в котел.
Потом, воздев руки к небу, он крикнул своему приятелю:
— Сюда, сюда, брат Любен! Боже мой!
— Что случилось? — пролепетал Любен.
— Господи, похоже, у меня что-то с глазами… Но… мне кажется…
— Да что там, брат мой?
— Вода… вы налили в котел воду…
— Ну, налил…
— Она… она превратилась в кровь…
— Не может быть… — заплетающимся языком проговорил Любен. — А не в вино ли?..
— Брат мой! — возмутился Тибо. — Разве можно шутить, когда речь идет о святыне! Подойдите и посмотрите сами!
— Иду, иду! — произнес Любен и неверным шагом приблизился к алтарю. Заглянув в котел, он смертельно побледнел и заорал: — Чудо! Чудо! Вода покраснела! Но ведь я сам налил туда воду, чистую воду! Господи, какая честь для нашего монастыря! Чудо! Чудо! Кровь Христова!
Любен упал на колени и вознес Господу молитву. За его спиной брат Тибо торопливо убирал в шкаф остатки пиршества.
Дверь распахнулась, и в зал заглянули монахи, привлеченные воплями Любена. Потом появился и сам настоятель.
— Это что еще за крики? — сурово спросил он.
— Не знаю, отец мой, — ответил Тибо. — По-моему, наш брат Любен рехнулся… Он вылил в котел кувшин воды, а потом вдруг завопил, словно помешанный…
— Чудо! Хвала Господу! — продолжал орать Любен. — Была вода, а стала кровь! Смотрите, смотрите все!
Настоятель и монахи подошли к алтарю и заглянули в котел. Убедившись в справедливости слов брата Любена, отец настоятель рухнул на колени.
— Чудо! Чудо! — закричали все в один голос.
И вся братия затянула «Магнификат», да так громко, что задрожали стены монастыря.
Настоятель поднялся с колен и обнял Любена; его примеру последовали остальные монахи, а послушники склонялись перед ним, касаясь рукой подола рясы.
По приказу настоятеля монахи сняли котел с алтаря.
— Братья мои! — произнес отец настоятель. — Отнесем святую реликвию в храм. Пойдем процессией с молитвой на устах. Брат привратник, распахните ворота, пусть народ на улицах узнает о нашем счастье.
Привратник помчался открывать ворота. Процессия иноков двинулась к монастырскому храму. Но когда они поравнялись с распахнутыми воротами, Любен не смог совладать с демоном гордыни, выхватил у братьев котел и ринулся на улицу. За ним побежал его неразлучный друг Тибо.
Оказавшись за стенами монастыря, красный, взъерошенный Любен громовым голосом возвестил собравшимся о том, что случилось великое чудо. Брат Тибо поспешил подтвердить его слова.
— Это я, я сам налил воду! — кричал Любен.
— А теперь в котле кровь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138