Валерий Гусев
Давите их, давите


Давите их, давите Ц 3





Валерий Гусев
Давите их, давите

А уж теперь – ходу! Теперь главное – убраться отсюда живым. И желательно – относительно здоровым. Тебя-то уж, Серый, бывшие коллеги хорошо приласкают, если достанут. И далеко не потащат, в первом же подъезде шлепнут, Но сперва душу отведут – вдоволь прикладами погладят…
Вдоль коридора снова ринулся шквал автоматного огня. Пули сбивали дверные ручки, молотили плафоны, рикошетили от пола и стек, злобно впивались в потолок, все превращая в ядовитую пыль, бушующее крошево обломков и осколков.
Сейчас рванутся волкодавы. Я вскинул руку с «вальтером», вдоль стены без счета и прицела, не жалеючи, выпустил почти всю обойму, чтобы выгадать нужное мне мгновение. Неясные фигуры в касках и бронежилетах в конце коридора мгновенно исчезли, словно влипли в стены и в пол, – и я нырнул в дверь.
Сзади послышался азартный вопль: «Дави его, Кудряш, дави краснозадого!», стукнула в пол к покатилась граната. Взрывом захлопнуло за мной дверь.
Дети Подземелья – две вежливые девчушки в простеньких курточках и брючках – спокойно ждали внизу. Одна из них взяла меня за руку, и, оглядываясь, они повели меня за собой.
Мы спускались какими-то лестницами, ныряли в какие-то низкие проемы, открывали какие-то двери. Мы шли то в темноте – и девочки зажигали запасливо прихваченный огарок свечи, то бесконечным тоннелем, освещенным рядом тусклых лампочек, развешанных с равными промежутками, – и тогда девочки заботливо гасили свечу. Иногда под ногами был ровный бетонный пол, иногда – хлам и отбросы, порой тянулись какие-то ржавые рельсы; иногда – вода, по колена, по пояс, по грудь, по шею, и девочки висли на мне, задирая головки, а я поднимал повыше свой «вальтер», чтобы не попала в него вода. Иногда слышался какой-то ритмичный гул, и под ногами дрожало и сыпалось сверху или хапало за шиворот («Метро», – шептали девочки); иногда между нами шныряли громадные крысы, и мы дружно вздрагивали от омерзения. Р1ногда далеко впереди или в боковых проходах мелькали тени каких-то людей, и я машинально вскидывал пистолет, но не стрелял – тени молча растворялись то в свете, то во мраке.
Юные диггеры чувствовали себя здесь как дома, деловито советовались, раза два поспорили, останавливались, что-то прикидывали и принимали решение, – и мы шли все дальше и. дальше – то в ярком или неясном свете, то в темноте или во мраке.
Я совершенно потерял ориентировку, да и не пытался запомнить наш путь, я все еще был там, наверху, все еще сражался отчаянно, безнадежно…
В каком-то коллекторе мы наконец остановились у колодца. Под ногами хлюпало. Знобило от мокрой одежды. Было тихо, слышалось только наше дыхание и потрескивание фитилька свечи.
Засунув пистолет сзади за пояс, я взобрался по ржавым скобам, прислушался.
– Девочки, – тихо сказал я, приподнимая крышку люка, – если через пять минут я не вернусь за вами, сразу же уходите и ищите другой выход, подальше отсюда. Спасибо вам…
– Пожалуйста, – вежливо отозвались они.
Я сдвинул чугунный блин и осторожно высунул голову, готовый мгновенно нырнуть вниз. Но, когда в мои отвыкшие от света глаза яростно ударил луч осеннего солнца, я зажмурился. И в этот момент во двор, где находился люк, въехал микроавтобус, А за ним милицейский «уазик».
Из распахнутых дверей автобуса выбросились парни с автоматами. Трое. И побежали прямо на меня. Потому что из окна дома кто-то злорадно закричал: «Вон еще один, крысенок фашистский! Держи его!»
Сорваться вниз я бы еще успел, но там, задрав мордашки, стояли и ждали моего сигнала девочки. В узком проходе одной гранаты – брошенной в люк, хватило бы нам вполне. На всех троих.
Я резко подтянулся, выскочил и бросился им навстречу. Качнулся в сторону, сбил первого, который уже вскинул было автомат, поймал его оружие и уже был готов свалить очередью остальных, но из автобуса раздался знакомый веселый голос:
– Серый! Не стреляй – свои! – на подножке, раскинув руки, улыбался Слава-КПСС. – Давай сюда! В темпе!
Вот этого я никак не ожидал. Быстро же он опять перекинулся, Ну к хрен с ним. – Главное – выбраться. Свести счеты. Не побрезгую ради этого и Славой. Потом отмоюсь… Покаюсь…
Я опустил автомат к пошел к автобусу.
– Купался? – спросил Слава, протягивая руку.
У меня не было сил ответить, я только кивнул и отдал ему автомат. Он сразу же передал его кому-то в автобус и посторонился, пропуская меня.
В салоне было полно людей: раненых, избитых, в грязной к окровавленной одежде. Они лежали в проходе, на задней площадке, на сиденьях. Кое-кого я узнал: одного депутата, двоих ребят из охраны здания. Но я не понял, что это значит, я подумал, что в автобус собрали раненых,
– Закуривай, все позади, – Слава протянул мне сигареты.
Я к тут не очнулся: ведь если Славе приходилось угощать куревом, он никогда не отдавал всю пачку в чужие руки. А сейчас буквально сунул мне ее. И Серый купился на такой пустяк. И взял пачку, и стал доставать из нее сигарету.
Все было разыграно точно, в расчете на дурака Серого: сзади накинули и защелкнули наручники.
Я не завыл только потому, что сил на это не было.
Стоящий за спиной рывком повернул меня к себе и профессионально обыскал. Это был тот, у кого я выбил оружие. Теперь он отыграется. Он раскрыл мое удостоверение, посмотрел его и ударил меня корочками по носу, как проигравшего в карты.
– Ваш? – спросил он Славу.
– Наш, – радостно подтвердил тот. – Яркая птица, из лучших. У него наград и поощрений больше, чем у тебя телок.
– Ничего, я его обгоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26