Изабел искоса взглянула на Макрея. Его губы были сжаты, выражение лица суровое. Неужели у него такой же характер, как у ее отца, которому трудно угодить и которого очень легко рассердить? Возможно, это действительно так, но сейчас у нее просто не было сил об этом беспокоиться.
Изабел сидела на грубой скамейке, сжав руки на коленях и стараясь не смотреть на Макрея.
Гроза не утихала, молнии освещали то один утес, то другой, дождь л ил как из ведра, закрывая все вокруг, словно серое одеяло. Можно ли быть более несчастной, чем она сейчас? Изабел промокла насквозь, бок болел. Даже запертая в своей комнате, она не чувствовала бы себя такой одинокой.
Макрей промок не меньше, чем она, однако не выглядел несчастным. Он сидел с отрешенным видом и держался так, словно это он управлял погодой.
Он сделал знак матросу, тот поднял весла, и течением лодку прибило к кораблю. С палубы им спустили веревочную лестницу. Матрос, сидевший на носу, быстро взобрался по ней. Изабел поняла, что теперь ее очередь. Она смерила взглядом расстояние, которое ей предстояло преодолеть, и почувствовала, что задача вряд ли ей по силам. Однако выбора не было. Ей ничего не оставалось, как поставить ногу на первую ступеньку трапа и подтянуться.
На середине она поняла, что подняться выше она не сможет. Боль в боку была такой острой, будто резали ножом. Прислонившись лбом к мокрой веревке, она глубоко вдохнула и, уцепившись за перекладину над головой, снова начала подтягиваться.
Макрей стоял внизу и что-то говорил, но шум дождя заглушал его слова. Интересно, он ее ругает или подбадривает? Впрочем, в данный момент это не имело никакого значения. Только сила воли поможет ей взойти на эту Голгофу.
Стиснув зубы и превозмогая боль, Изабел наконец уцепилась за поручни. Поднявшийся перед ней матрос помог ей взобраться на палубу, при этом ее юбка слегка задралась, но какая разница – сейчас ей было не до приличий или скромности. Важнее было поскорее попасть в тепло и избавиться от боли.
Никто из матросов, казалось, не обращал внимания на непогоду. Некоторые из Них ловко и бесстрашно взобрались на мачты, чтобы развязать канаты и распустить паруса.
Отдав какие-то распоряжения своему старшему помощнику, Макрей взял Изабел за руку и повел к центру палубы. Там, в стене из хорошо отполированного дерева, она увидела дверь. Аласдер открыл ее и пропустил Изабел вперед. Немного подтолкнул ее, и она услышала, как дверь за ними закрылась.
Она вошла и остановилась. Пол под ногами блестел, а с ее юбки ручьями лилась вода и ботинки оставляли грязные следы. Однако остановилась она не поэтому, а потому, что помещение было настолько маленьким и забитым вещами, что для нее, казалось, уже не было места.
У задней стены, во всю ее ширину, была встроенная койка, обшитая красным деревом и с пологом в красно-черно-белую клетку.
Другую стену занимали полки с книгами. Справа от Изабел был многоступенчатый комод, поднимавшийся уступами от пола до потолка. Каждая секция состояла из ящиков, в замках которых торчали небольшие ключи из желтого металла, украшенные красными кисточками.
От комода на уровне талии выступал стол, который, как поняла Изабел, был откидным и мог служить либо письменным, либо обеденным.
У левой стены стояла ее корзина. Она вся промокла и выглядела здесь совершенно не на месте. Как и она сама, подумала Изабел. Она тоже не вписывалась в жизнь этого человека.
Изабел обернулась и заставила себя посмотреть на своего мужа. Она была уверена, что еще никогда не выглядела так безобразно. Пряди мокрых волос висели по обе стороны лица, одежда насквозь промокла, ботинки чавкали при каждом шаге, краска с желтой косынки оставила разводы на шее.
Макрей достал из своего странного комода полотенце, обернул им ее волосы и завязал концы на шее. Его ладони были теплыми, и Изабел ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился.
Еще никогда в своей жизни она не стояла так близко к незнакомому мужчине.
Его присутствие вызывало у нее странные чувства, но это были не страх и не паника. Она немного задыхалась, но причиной тому могла быть боль в боку, а сердце билось неровно, потому что она устала от такой трудной дороги.
Аласдер вытащил еще одно полотенце и стал вытирать ей щеки.
– Ты выглядишь такой несчастной и уставшей, Изабел. Ты вся дрожишь.
– Я замерзла. – Ее голос прозвучал так слабо, словно она боялась говорить. Лучше было бы промолчать. Все, что угодно, только бы не разговаривать с человеком, с которым ее связал закон.
– Тебе надо переодеться.
– Да, – более твердым голосом ответила она. Наступило неловкое молчание.
Аласдер подошел к двери и открыл ее. Бушующая в проеме двери стихия показалась Изабел прекрасным фоном для его мощной фигуры. Ей пришла в голову странная мысль: он мог бы быть одним из тех древних шотландцев, обнаженных и разрисованных голубой краской, которые, согласно легендам, стояли на склонах холмов с распростертыми руками, одним своим огромным ростом отпугивая врагов.
Надо было бы поблагодарить его за доброту, спохватилась Изабел, но слова не шли.
Аласдер зажег фонарь и повесил его на крюк в стене.
– Если шторм усилится, погаси фонарь.
– А вы где будете? – сглотнув, спросила она.
– У меня еще есть дела, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – А потом, – добавил он, улыбнувшись, – мне придется командовать кораблем. Нам надо выйти из бухты до наступления ночи.
С этими словами Аласдер вышел и закрыл за собой дверь. А она стояла и думала о том, что тот судья из Эдинбурга в пахнувшем пылью парике так не улыбнулся бы. И торговец из Инвернесса, вечно потиравший руки, никогда бы не заставил ее подумать о временах язычества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81