— Ты такая же мнительная, как вся пишущая братия. Сделают на книге миллион-другой долларов, полгода не вылезают из списка бестселлеров, но, чуть что, начинают плакаться: «Ах, что будет завтра?», и так без конца. Так же и ты со своей пьесой.— Наверно, и отец был такой, — с улыбкой сказала Беттина. — Но посмотри, как вышло, Олли, — она сразу стала серьезной, — он умер без гроша в кармане. Мне бы не хотелось, чтобы такое повторилось со мной.— Так, значит, не покупай семь домов, девять автомобилей, не нанимай штат из двадцати слуг. Откажись от этого, и все будет замечательно, — улыбнулся Пакстон. Беттина уже поведала ему о жизни на широкую ногу, которую так любил отец, и о том, к чему это привело.Беттина, наклонив голову, спокойно и внимательно смотрела на Оливера.— Знаешь, Олли, всю жизнь я зависела от мужчин. Сначала от отца, затем от Айво, потом от актера, за которого вышла замуж, — ей не хотелось даже произносить его имя, — и, наконец, от Джона. Впервые в жизни я ни от кого не завишу — только от себя самой. — Тут Беттина довольно улыбнулась. — И мне это очень по душе.— Разумеется, это приятное чувство, — согласился Олли.— Да, — вздохнула Беттина, все еще улыбаясь, — и пугающее тоже. Всегда я ощущала кого-то за своей спиной, а сейчас, впервые в жизни — никого нет. — И она с печалью и нежностью добавила: — Даже Айво больше нет. Я осталась одна.Он с любовью посмотрел на нее:— А я?Она ласково дотронулась до него рукой.— Ты — замечательный друг. Но знаешь, что самое забавное?— Что?— Я вовсе не против рассчитывать отныне лишь на собственные силы. Иногда и правда становится страшновато, но даже это — приятное чувство.— Беттина, — сказал он, честно глядя ей в глаза, — ты можешь смеяться надо мной, но мне кажется, что ты только-только стала взрослой.— Так рано? — спросила она и расхохоталась.Оливер, словно бокал с вином, поднял чашку с чаем.— Это действительно рано. Я на девять лет старше тебя, но и то не уверен, что стал взрослым.— Конечно, стал, не сомневайся. Ты ни от кого не зависишь. И никогда не зависел, не то, что я.— У независимости тоже есть свои плохие стороны, — задумчиво произнес он, отвернувшись к окну. — Ты привыкаешь к заведенному порядку, ходишь в одни и те же места, делаешь одно и то же и начинаешь забывать о том, что на свете есть что-то другое.— Почему?— Нет времени. Во всяком случае, когда я решил стать журналистом номер один у себя в Лос-Анджелесе, времени ни на что другое просто не оставалось.— А теперь ты — без пяти минут журналист номер один Нью-Йорка, — добродушно заметила Беттина. — И что дальше?— Да нет, все не так, Беттина. Знаешь, чего я хотел? Быть как Айво, стать издателем крупнейшей газеты в Нью-Йорке. И знаешь, что случилось? Мне вдруг стало на все наплевать. Я люблю свою работу, обожаю Нью-Йорк и впервые за сорок два года не задумываюсь о том, что будет завтра. Я просто наслаждаюсь жизнью — сегодня, сейчас.— Я очень хорошо понимаю тебя, — улыбнулась Беттина и невольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась через стол к Олли, и Олли потянулся к ней, и они долго, не переводя дыхания, целовались. Наконец, Беттина отстранилась и простодушно спросила:— Как это произошло?Она хотела все обратить в шутку, в пустяк, но он не воспринял ее беззаботный тон. У него в глазах появилось серьезное выражение.— Мы долго к этому шли, Беттина. Не было смысла отрицать это, и Беттина кивнула:— Наверно, ты прав. — Помолчав немного, она сбивчиво заговорила: — Я думала… мне казалось, что мы… что мы останемся только друзьями.Он обнял ее и сказал:— Мы непременно останемся друзьями, но я давно хотел признаться вам кое в чем, миссис Дэниелз, да все никак не отваживался.— В чем же, мистер Пакстон?— В том, что я люблю тебя. Очень люблю.— Ах, Олли, — она со вздохом уткнулась лицом в его грудь, но он приподнял пальцем ее подбородок и осторожно заставил посмотреть ему в глаза.— Почему ты отворачиваешься, Беттина? Ты сердишься на меня? — допытывался он, мрачнея на глазах. Беттина помотала головой, но во взгляде у нее появилось разочарование.— Нет, не сержусь. На что же мне сердиться? — сказала она, и голос ее становился все тише. — Я тоже люблю тебя. Но я раньше думала… между нами все было так просто…— Тогда иначе и быть не могло. Ты была замужем. А теперь — нет.Она кивнула, все еще обдумывая что-то, а потом честно посмотрела ему в глаза:— Больше я никогда не выйду замуж, Олли. И хочу, чтобы ты меня правильно понял. — Она казалась страшно серьезной,говоря ему это. — Ты сможешь примириться с этим?— Я постараюсь.— Ты имеешь право жениться, потому что ни разу не был женат. У тебя есть право иметь жену и детей и все прочее, но я хлебнула чашу сию и больше не хочу.— А чего же ты хочешь?Он легонько обнимал ее и словно ласкал взглядом. Беттина задумалась лишь на секунду.— Общения, привязанности, чтобы было с кем посмеяться, чтобы рядом был мужчина, который уважал бы меня, мою работу и любил бы моего сына…Она замолчала, не сводя глаз с Оливера. Он первый нарушил молчание:— Это не так уж много, Беттина. Она уютно пристроилась у его плеча, словно котенок у камина. Глаза ее блестели.— А ты, Олли? Чего хочешь ты? — спросила она с приятной хрипотцой в голосе. Он, помедлив, ответил:— Я хочу тебя, Беттина, — и, перестав гладить ее блестящие медные волосы, он начал неторопливо снимать с нее одежду. Он будто разматывал клубок, и она не сопротивлялась, пока не оказалась у него в спальне, на кровати — обнаженная, поблескивающая атласной кремовой кожей, которую он гладил нежными, сильными руками. И, словно припев песни, какую она давно мечтала услышать, он повторял:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92