— Я желаю, чтобы она никогда не проснулась, никогда! — тринадцатилетний Витторио, сказав это, сам испугался.Король медленно обернулся, на лбу его блестели капли холодного пота. Он быстро подбежал к сыну, схватил его за плечо, резко потянул к себе, затем развернул и со всей силы ударил по лицу.— Что ты делаешь, — воскликнула королева, — Витторио, так нельзя!— Так нужно, он ничего не понимает.— Это ты ничего не понимаешь, это ты делаешь все не правильно, это ты стал рабом этой женщины!Мальчишка вскочил на ноги и стоял, глядя прямо в лицо отцу.— Ты еще слишком мал и ничего не понимаешь, Витторио! — кричал король.— А ты сошел с ума, ты стал рабом этой женщины!— Я прошу тебя замолчать! — страшным голосом прошептал король.Королева выбежала из-за стола и встала между мужем и сыном.— Оставь его! Оставь его, Витторио! — обратилась она к мужу.— Отойди, — король отстранил жену.— Нет, никогда! — королева вновь прикрыла собой сына.А тот, выглянув из-за плеча матери, крикнул, глядя отцу в глаза:— Ты не король, ты раб этой женщины!— Ты ничего не понимаешь, ты еще слишком мал, — король тяжело развернулся и пошатываясь, как пьяный, двинулся к двери. Услужливый слуга распахнул ее, и король исчез за ней.— Зачем ты это сказал? — королева схватила сына за руки.— Но ведь кто-то же должен был ему это сказать, почему не я?— Потому что он твой отец и он король.— Нет, он не король, король так никогда не поступает, король всегда со своей армией, а он бросил войска, бросил своих министров и все свое время отдает только этой презренной женщине.— Замолчи, замолчи, мой мальчик, — королева прикрыла ладонью рот сына.А тринадцатилетний Витторио смотрел, как по щекам королевы бегут крупные слезы.— Мама, мама, — воскликнул он, — я никогда не буду таким как он!— Не загадывай вперед, Витторио, жизнь очень страшна, и она часто ставит человека в такие ситуации, что он не волен выбирать, как ему поступать.— Нет, мама, если у человека есть воля, он всегда примет правильное решение, отказавшись от всего во имя блага своего народа и королевства.— Ты хорошо говоришь, мой мальчик, но не надо быть настолько самонадеянным, никто не знает своего будущего, никто над ним не властен, кроме господа Бога.Констанция открыла глаза и попыталась приподняться. Она увидела склонившегося над склянкой с лекарством старого доктора Тибальти.Услышав шорох, тот обернулся.— Графиня, лежите тихо, — предупредил старый лекарь, приложив палец к губам, — вам нельзя разговаривать, нельзя волноваться.— Где король? — прошептала Констанция.— Он где-то внизу, графиня, скоро будет.— Сколько времени, доктор, я уже больна?— Около месяца, графиня, но ваши дела уже пошли на поправку. Я понимаю, что вам плохо, что язвы ужасно зудят, но надо терпеть.— Это невыносимо, доктор, — комкая простыни, прошептала Констанция, — мое тело будто горит в огне, будто бы кожа лопается и все зудит, будто бы я разрываюсь на тысячи частей.— Успокойтесь, успокойтесь, графиня, вот, выпейте, — старый лекарь поднес графине склянку с какой-то темно-коричневой жидкостью.Графиня, зажмурив глаза, в три глотка выпила.— Какая гадость, — прошептала она.— Да-да, графиня, это яд. Понимаю, что пить такое неприятно, но это единственное, что может вам помочь.— Мне ничего не может помочь, доктор, все мое тело горит. Дайте мне зеркало, я хочу посмотреть на себя. Доктор огляделся по сторонам.— Нет, графиня, вам не стоит смотреть на себя, пока еще не стоит.— Что, я так ужасна?— Нет, графиня, я бы этого не сказал, но болезнь есть болезнь, и она делает свое дело.— О, ужас! Наверное, я выгляжу страшнее смерти, наверное, в гроб кладут краше.— Нет, графиня, вы выглядите вполне сносно, если учесть, чем вы больны.— Боже, почему все мое тело горит, почему все так чешется, я просто схожу с ума! — графиня принялась яростно, ногтями скрести плечо, срывая еще едва затянувшиеся язвочки.— Нет-нет, графиня, ни в коем случае! — старый лекарь бросился к больной и попытался удержать ее за руки.— Если вы будете это делать, то вы навсегда обезобразите свое тело, навсегда.— Но я не могу удержаться, доктор, не могу!— Терпите, графиня, терпите, я вас умоляю. Если король увидит, он мне не простит.— Где он? Где? — скрежеща зубами, произнесла Констанция.— Скоро будет, наверное, у него совет, возможно, прибыли министры и военачальники.— Совет? Министры? А что, разве не кончилась война?— Да нет, графиня, она идет, и войска французов на нашей территории и приближаются к Риволи. Может быть, через неделю, а может и раньше, они будут здесь.— О, Боже, — тяжело вздохнула Констанция и заскрежетала зубами, ее явно не интересовала ни война, ни что-нибудь другое. Ее глаза были безумны, и она едва сдерживалась, чтобы не впиться зубами в свое тело. Она изнемогала, корчилась в постели, стонала, до крови прикусывая губы, цеплялась руками за спинку кровати, рвала простыни, но пока еще ей удавалось победить себя.Лекарство начало действовать, и Констанция понемногу успокаивалась. Уже не так сильно дергались губы, а пальцы рук, все еще продолжавшие сгибаться, не делали уже таких резких и конвульсивных движений.Доктор Тибальти стоял у окна и переливал лекарство из склянки в склянку, помешивая и глядя на просвет.— Я и сам не был уверен, графиня, что вы выживете. Это только его величество своей заботой спас вас.— Король… его величество Витторио, — прошептала Констанция, — значит, я должна быть благодарна ему за то, что осталась жива?— Да-да, графиня, только королю. Это он днями и ночами сидел у вашей постели, смазывал ваши язвы, следил за тем, чтобы вы не раздирали их, кормил и поил вас, мыл, ухаживал за вами так, как мать ухаживает за ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76