— О, боже, — тяжело вздохнула Констанция и закрыв глаза, попыталась уснуть. ГЛАВА 12 Король Пьемонта Витторио и сам не знал, сколько дней уже прошло с тех пор, как он бросил войска, приехав в Риволи. Дни и ночи слились для него воедино, каждый новый день был ничуть не легче предыдущего. Он ложился и просыпался у постели Констанции, он неотлучно находился при ней. Стоило Констанции только прошептать что-нибудь, как он подскакивал к ней, наклонялся и прислушивался.— Констанция, Констанция, что ты хочешь? Скажи.— Мне плохо, — шептала Констанция, — все тело горит, мне кажется, что в меня вонзаются миллионы иголок, все тело разрывается на части.— Потерпи, потерпи, дорогая, не все так плохо, ты уже идешь на поправку.— Да нет же, нет же, я вся горю, все мое тело кровоточит, мне просто противно.— Что тебе противно, дорогая? Успокойся.— Этот запах лекарств, гноя, этой вонючей мази просто нестерпим. Меня тошнит.— Ничего не поделаешь, — как ребенка уговаривал свою возлюбленную король Витторио, — ты больна и должна лечиться, а других средств люди пока еще не придумали.— Ты еще скажи, что любишь меня, гнойную, смердящую всеми этими лекарствами.— Да, люблю, — робко говорил король.— Какая гадость! — шептала Констанция. — Какая жуткая пытка! Это хуже, нежели когда что-то болит. Это нестерпимо, зачем ты меня привязал?— Потому что я хочу тебя спасти, Констанция.— А зачем мне нужно это чертово спасение?— Оно нужно в первую очередь мне.— Ах, тебе? Тогда почему же ты не хочешь заняться любовью прямо сейчас, ведь ты и раньше делал так?— О чем ты? — изумленно восклицал король Витторио.— Ты и раньше привязывал меня к постели, неужели за столько времени у тебя не появилось ни одной новой мысли? — издевалась над своим возлюбленным Констанция.— Нет, к сожалению, новых мыслей у меня, дорогая, не появилось.— Ты пользуешься тем, что я больна и позволяешь себе делать со мной все, что угодно.— Да нет же, перестань, не злись, — пробовал успокоить Констанцию Витторио.— Да я и не злюсь, мне просто все это противно и надоело.— Сейчас я тебе помогу.Король Витторио брал кусок мягкой ткани, в которой были сделаны прорези для глаз и носа, густо намазывал ее снадобьем и осторожно неся в руках, подходил к больной Констанции и бережно, как маленькому ребенку, накладывал на лицо, предварительно поправив волосы. Когда зуд понемногу утихал, Констанция начинала разговаривать с Витторио не так зло, как прежде.— Это Бог наказал меня, Витторио, за мои грехи.— Нет, Констанция, он наказал меня за мои грехи. Но все равно я тебя безумно люблю.— Но признайся, король, неужели тебе не противно быть со мной, находиться рядом?— Нет. не противно, — уже в сотый раз повторял Витторио, намазывая стеклянной лопаткой грудь и плечиКонстанции серой мазью.— А я бы на твоем месте всего этого не выдержала, я бы давно завела себе новую молодую любовницу.— Да не нужен мне никто, кроме тебя, Констанция! — восклицал король Витторио. — Никакие новые любовницы мне тебя не заменят.— Наверное, ты сошел с ума. А может, действительно, как говорят в народе, любовь слепа.— Да, может быть, я ослеплен любовью, но я счастлив.— Счастлив? — шепотом произносила Констанция. — Если это назвать счастьем, что же тогда несчастье?— Не знаю, не знаю, — успокаивал свою возлюбленную король, — счастье то, что ты жива, то, что я рядом с тобой и могу тебе хоть чем-то помочь, хоть как-то облегчить страдания.Придворный лекарь беспрерывно готовил снадобья. Он приносил все новые и новые склянки, а король Витторио, как хороший ученик, благодарил доктора Тибаль-ти и тут же принимался мазать тело Констанции.Она лежала и под маской горько улыбалась.— Боже, это ужасная пытка для тебя, Витторио.— Нет, — это не пытка, Констанция, это всего лишь господь Бог проверяет, действительно ли я тебя люблю.— Ты хочешь сказать, Витторио, господь Бог пытается доказать мне, как сильна твоя любовь?— Не знаю, может быть.Король Витторио одну за одной, стараясь не пропускать, мазал кровоточащие язвы серой дурно пахнущей мазью. И сам он весь уже давным-давно провонял лекарствами, гноем, кровью и мало походилна короля, на того короля Пьемонта Витторио, который шествовал по залу своего дворца, перед которым придворные склоняли головы. Он больше походил на убитого горем отца, который борется за жизньсвоей дочери.Я задыхаюсь! — вдруг шептала Констачии— Позволь, я помогу тебе.Король склонялся и аккуратно снимал маску с уже подсохшей впитавшейся мазью и тут же принимался готовить следующую, а потом так же тщательно, как и предыдущую, накладывал на лицо. Он брал куски ткани, обильно намазывал их и потом в эту ткань пеленал израненное, зудящее тело Констанции.— Вот видишь, дорогая, как все хорошо, когда ты терпеливо переносишь боль и не капризничаешь.— Да, действительно, хорошо, — горько улыбалась под маской Констанция, — очень хорошо, просто прекрасно.— Не злись, Констанция, через все это надо пройти.— Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, меня все время захлестывает злоба.— Да не стоит ни на кого злиться.— А я и не злюсь ни на кого, кроме себя.— Тем более, не надо злиться на себя, будь терпеливой и спокойной, кроткой и безропотной.— Король, тебе не кажется, что ты начал говорить, как священник?— Что ж, может быть, это не худшая роль.Да нет, король, тебе эта роль совершенно не подходит.— Беда меняет человека, Констанция, только в горе он выглядит естественным, таким, каким сотворил его Господь. А все остальное время он ведет себя неискренне, он лжет, насмехается над другими, кичится, бахвалится… И только когда ему плохо, когда его скручивает беда, он становится тем, чем есть на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76