впрочем, пламя во взгляде уже угасло, но все еще продолжали светиться две последние, самые яркие точки в глубине темных зрачков…
– Я никогда не задумывалась над этим, – заговорила Анжела, – потому сейчас и медлю. Я вопрошаю свою совесть, чтобы ответить вам чистую правду, раз только ее и жаждете услышать. Я не любила Абеля больше вас, я утверждаю это, и возможно, к вам я относилась лучше, чем к нему.
– Так кого же вы все-таки любили? – лихорадочно вскричал герцог. – Кого?!
И Анжела заявила решительно и без колебаний:
– Никого.
Сама красота этой женщины, холодная и безупречная, подтвердила: никого.
– Вы мне не верите? – спросила герцогиня, и ее прекрасные губы изогнулись в подобии меланхолической улыбки. – Я редко оглядываюсь на прошлое, оно безотрадно. Нет, в том смысле, какой вы вкладываете в это слово, я не любила ни великодушного Абеля, от встреч с которым у меня остались самые нежные, самые прекрасные воспоминания, ни вас, который прежде всего воспламенил мою фантазию, явившись принцем из волшебной сказки. Абель был мне другом, а вы до того, как бросили меня – меня, ставшую во второй раз матерью! – были распростертым у моих ног рабом!
– Что же было дальше? – шепотом спросил герцог.
Улыбка Анжелы стала горделивой.
– Любовь к моему сыну, – ответила женщина.
– К которому из двоих? – осведомился больной.
– К моим детям, – чуть смутившись, поправилась Анжела.
– Так к какому же? – настаивал на ответе герцог де Клар, не сводя с жены пристального взора. – О каком из них вы сказали: «любовь к моему сыну»?
Женщина немного помолчала и, набравшись смелости, промолвила:
– Я говорю о том ребенке, который принадлежит только мне, у которого нет никого, кроме меня, о своем первенце, своем старшем сыне… Вдруг она осеклась, а потом добавила:
– Знаете, в чем, оказывается, мой секрет? Я не могла его вам открыть, потому что сама только-только поняла это. Я способна любить лишь господина и повелителя. Сын командует мной, как хочет, я же повинуюсь ему и обожаю его!
Больной нахмурился. Казалось, ему стоило большого труда задать следующий вопрос:
– Младший тоже ему повинуется?
– Они любят друг друга, – ответила Анжела, – они будут хорошими братьями.
Герцог де Клар, лежавший в это время неподвижно, в волнении повернулся на кровати.
– Вы любите лишь одного из ваших сыновей, мадам, – произнес он с глухим гневом. – Вы – плохая мать!
– Но здесь я ради второго, – проговорила она почти униженно, – ради того, которого, как вам кажется, я не люблю и который не нуждается в любви, имея все, чего лишен мой первенец; у нашего сына есть громкое имя и богатство. Ему уготована счастливая, славная жизнь, если тодько отец, умирая, не оставит его, как оставил меня при жизни муж. Но я обидела вас, ваша светлость, – хотя бы тем, что слишком поздно открыла вам правду. Ваш же сын невиновен.
Анжела больше не видела лица больного. Он отвернулся к стене и мрачно молчал.
– Я ничего не прошу для себя, – заговорила она снова, – и ничего не прошу для первого моего сына. Но второй мальчик – законный наследник вашего титула и состояния, если только вы не обошлись со мной недостойно и я – все еще ваша жена. Я пришла за своим брачным свидетельством, выправленным в Шотландии, и за метрикой вашего ребенка. Эти документы у вас?
– У меня, – ответил больной.
– Дайте их мне, – протянула руку Анжела.
И на эту просьбу герцог де Клар ответил молчанием.
– Дайте их мне, – повторила женщина, – если не хотите, чтобы ваше родное дитя и его мать остались без средств к существованию, без имени, без всяких прав!
Тело больного сотрясла судорога.
– Моран! Кузен Моран! – позвал он слабеющим голосом.
И прибавил, тщетно пытаясь приподняться на локте:
– Все кончено! Я умираю…
– Вильям! – в ужасе вскричала Анжела. – У вас есть лекарство? Микстура? Скажите, что вам дать?!
Похоже, больной что-то искал глазами, озирая комнату. Из груди его рвался хрип. В следующий миг герцог так резко повернулся на кровати, что Анжела вынуждена была подхватить его, иначе он скатился бы на пол.
Больной с ужасом оттолкнул ее.
– О муки ада! – пронзительно воскликнул он, как иной раз кричат умирающие в агонии. – Моран! Тарденуа! Ларсоннер! Жафрэ! Идите сюда! Прогоните эту женщину! Пусть она не прикасается ко мне! Ее слова раздирают мне сердце! Поджаривают на медленном огне! Я не видел своего сына! Я не знаю, действительно ли у меня есть сын?! Где он?
– Я укрыла его в надежном месте… – еле слышно прошептала Анжела.
– Может, собираясь ограбить… – продолжал больной.
– Вильям! – возмущенно воскликнула герцогиня.
– Мой сын! – стонал де Клар. – Где мой сын? Врача! Умираю!
– Я привезу мальчика! Я успею! – Анжела, как безумная, бросилась к двери. – Врача! Врача! – в отчаянии кричала красавица.
Герцог де Клар лежал безгласный и недвижимый… Анжела распахнула дверь, в которую недавно вошла. За дверью стоял человек и, похоже, подслушивал.
– Маркиз! – пролепетала женщина, отшатываясь, словно получила пощечину. – Крестный!..
– Душенька! – проговорил маркиз с циничной усмешкой человека, давно не страшащегося никакого позора. – Ты звала врача, он к твоим услугам! На старости лет я заделался доктором. И давай поздороваемся как следует!
Он обхватил крестницу за талию и громко чмокнул в губы.

V
ДВА ЛИСТОЧКА БУМАГИ

Пришла пора и нам познакомиться с маркизом: среднего роста, немолод, худ, одет как горожанин среднего достатка, на орлином носу – круглые очки. Несведущие люди считают орлиный нос признаком породы, но маркиз был скорее из породы стервятников, и во взгляде его круглых глаз было что-то отталкивающе циничное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116