На бледном лице больного проступили красные пятна.
Перепуганный Моран постарался образумить де Клара, но тот, едва владея языком, прохрипел:
– Жизни, я прошу у тебя час жизни, ничтожество! Неужели ты хочешь меня убить?
Моран подбежал к столику, и наливая вино, дрожал, как осиновый лист, а герцог де Клар все повторял:
– Полнее стакан! Полнее! Я жажду сил! Жажду ненависти! Разве ты не догадался? Она привезет вместо моего сына своего! Кто видел обоих детей? Кто сможет обнаружить подмену? И мой сын останется обездоленным! А сын того, другого, станет герцогом де Кларом. Но к черту! Не хочу! Полнее стакан, кузен! Полнее!
Моран, боясь расплескать вино, обеими руками подал герцогу полный до краев стакан.
Обеими руками принял стакан и герцог де Клар.
И он вновь судорожно стиснул зубы, впившись в край стеклянного сосуда.
Герцог де Клар осушил стакан до дна и с широко распахнутыми глазами, с полуоткрытым ртом погрузился в какое-то сонное оцепенение.
Длилось оно, как и в прошлый раз, несколько секунд.
Потом восковые щеки де Клара вспыхнули, расширившиеся зрачки загорелись.
– Вот она, моя сила! – воскликнул он. – Я стану ее господином! А ты убирайся! Вон отсюда!
Герцог откинул одеяло и спрятал под него шкатулку.
– Видишь, я обо всем подумал, – с самодовольной улыбкой заявил больной. – Она ее не найдет. Я обману ее. А ты – вон! Вон отсюда! Она уже в саду, она бежит ко мне, своему повелителю! Убирайся немедленно!
Герцог схватил стакан и запустил им в Морана, тот метнулся к двери и захлопнул ее за собой, а стакан разбился о стену.
В ту же секунду распахнулась противоположная дверь. Прекрасная Анжела с искаженным от горя лицом, забыв опустить вуаль и застегнуть накидку, едва дыша и с трудом держась на ногах, вбежала в гостиную.
Взглянув на женщину, герцог торжествующе вскрикнул.
– Подойди! – властно проговорил он. – Я разучился умолять, я понял, что мое дело – приказывать, а твое – с обожанием взирать на меня.
Неверными шагами Анжела пересекла гостиную. Женщина не поняла слов герцога, она их не слышала. Рухнув у изножья кровати, голосом, полным страдания, невольно трогающим сердце, красавица произнесла:
– Они похитили моего сына! Вашего сына, Вильям! Виной всему – чудовище-маркиз!
Но и герцог не услышал, не понял слов Анжелы. Все с тем же выражением лица он бормотал:
– Как же ты хороша, ты стала еще прекраснее, распустив волосы, подойди же, поцелуй меня, ты должна это сделать, ты моя жена…
– Мой сын! Мой сын похищен! – рыдала герцогиня, протягивая руки к де Клару. – Наш ребенок – поистине золотой мальчик, сказал этот негодяй. Я прятала свое дитя.. Вы упрекали меня за то, что я не люблю его… Но посмотрите на меня, вы видите, как невыносимо я страдаю!
– Красавица! – шептал больной. – Ты никогда не была столь ослепительна! Я хочу умереть в твоих объятиях!
Продолжая бормотать, герцог попытался подняться с постели.
Анжела кинулась к нему, желая его поддержать, и он вцепился в нее. Руки его дрожали. Это была агония…
– Вам нельзя умирать, – в отчаянии вскричала женщина, пытаясь отстраниться от зловещего поцелуя, – а губы больного жадно искали в это время ее губ. – Вы должны жить, и я буду вас любить, Вильям. Вы богаты, вы могущественны! Вы можете поднять на ноги весь Париж, всех, кто способен кинуться на поиски – и найти нашего сына! О, Вильям, услышьте же меня! Верните мне мое дитя!
Эта страстная мольба, казалось, дошла до сознания герцога. Что-то забрезжило в хмельном мозгу умирающего.
Ибо герцог де Клар и в самом деле умирал. Искусственное оживление, которое пока поддерживало его силы, должно было вот-вот исчезнуть – и уже навсегда.
– Твой сын, – шептал больной, прижимая холодеющие губы к перекошенному рту Анжелы, – наш сын, маленький принц де Сузей, герцог де Клар! Он навеки связал нас. Ты видишь, я уже не прошу, я приказываю, я – твой господин! Люби же меня!
– Ты найдешь его? – спрашивала Анжела. Материнское горе было сильнее ужаса, который внушал ей этот живой труп.
Губы умирающего впились в уста красавицы.
Она приглушенно вскрикнула и отшатнулась, почувствовав леденящий холод. Тело мужа повисло тяжело и неподвижно, навалившись ей на плечи.
Анжела не могла удержать его, и оно упало поперек кровати, голова запрокинулась… Герцог был мертв.
Обезумевшая от страха женщина хотела было позвать на помощь, но тут оказалось, что дверь, в которую Анжела вошла, открыта, и возле кровати стоит маркиз де Тюпинье, умевший двигаться совершенно бесшумно.
– Вот все и кончилось, – заметил он и повторил: – Кончилось! И славно кончилось, ей-Богу! Милый мальчик испустил дух, целуя красавицу. Ну чем не Анакреонт Анакреонт – греческий лирик из Теоса, живший в серединеVIв. до н. э. В своих изящных стихотворениях воспевал мирские наслаждения: любовь, вино, пиры

?
Герцогиня побежала к двери, которая выходила на парадную лестницу, но тут маркиз весь напружинился и одним махом преодолел расстояние, отделявшее его от крестницы. Это был прыжок тигра, прыжок акробата – и в следующий миг Тюпинье уже замер рядом с Анжелой, крепко держа ее за руки.
– К чему это, душенька? – протянул маркиз. – Парнишка, конечно, – золотой мальчик, но доказать это могут лишь два листка бумаги, за которыми вы и явились сюда. Я тоже не прочь заполучить их, раз уж ваш сынок у меня.
– И вы этого даже не скрываете? – с негодованием вскричала Анжела.
– А зачем мне что-то скрывать, милая моя крестница? «Чудовище», – произнес де Тюпинье, подражая той интонации, с которой Анжела сказала недавно это слово герцогу де Клару. – Крестный тебя обставил, козочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116