Мужик он был крупный, с широкой грудью и плечами, так что зрелище получалось не самое приятное. Мне стало неуютно, но другого выхода, как продолжать их провоцировать, у меня не было.
– А ты сам забери, – посоветовал я.
– И заберу! – сказал он и вопросительно посмотрел на предводителя. Тот едва заметно кивнул головой.
– Давай сюда, хоть прямо, хоть проселком, – пригласил я, как мне казалось, весело скаля зубы.
– Так не отдашь мне палку? – опять спросил он, отделяясь от всей компании.
– Не отдашь!
Он пошел на меня, клокоча от злобы. Остальные на мое счастье остались стоять в дверях.
– Так сам возьму.
– Возьму!
– Попробуй!
Кумачовый шел, потряхивая рукой бесполезные в такой ситуации плети. Глаза его сузились, и он выбирал момент броситься на меня и смять своей массой. Я поднял биту и ждал, готовясь к удару. Однако противник оказался умнее, чем я думал, и едва не перехитрил меня. Помогло мне только то, что перед броском он выпустил из руки плети. Это привлекло внимание, и когда он вместо того, чтобы броситься на меня сверху, применил подкат, я успел перескочить через него и зацепить концом дубины по голове. Удар получился, в общем-то, не очень сильный, но достаточный, чтобы раздался звук разбивающегося кувшина. Свидетели с разочарованным стоном гулко выдохнули воздух.
– Петруша! – отчаянно закричал генерал. – Бей его, Петруша!
Однако Петруша ударить меня уже никак не мог, он мычал, стоя на четвереньках, и тщетно пытался встать на ноги. Как это было ни противно, но другого выхода, как показать свою силу и решимость у меня не оставалось. Бить пришлось по-настоящему, единственное, что я сделал во имя гуманизма – в последний момент чуть придержал удар, чтобы череп Петруши не разлетелся как кокосовый орех.
Мужик, не издав ни звука, свалился на бок и затих. Впрочем, звуков хватило и от удара дерева о гулкую кость черепа.
– Ты что это сделал, мразь! – закричал «генерал», который оказался то ли слишком смелым, то ли глупым, и кинулся на меня со своей залитой свинцом тростью.
Однако я был и моложе и ловчее, бросился ему навстречу и подставил под удар свою биту. После чего его трость с хрустом переломилась пополам.
– Аааа! – взвыл «генерал» и пихнул в мою сторону кулаком с ее остатками.
Я отмахнулся и без особого пыла, но коротко и жестко ударил его дубиной ниже предплечья.
– А-а-а-а! – теперь уже не кричал, а выл от боли «генерал». – А-а-а! Помогите, убили!
Все происходило очень быстро, и оставшаяся компания даже не попыталась помешать разгрому своих рядов.
Вчерашние знакомые толклись на месте, переводя испуганные взгляды с меня на «генерала». Слуги, те совсем стушевались и прятались за их спинами. Я уже разошелся и, не теряя темпа, бросился на толпу, размахивая дубиной:
– Убью, вашу мать!
Всю оставшуюся четверку как ветром сдуло. Я захлопнул за ними дверь.
Теперь мы остались один на один с зачинщиком. «Генерал» держался левой рукой за предплечье правой, кривился от боли и смотрел на меня ненавидящим взглядом.
– Ну, мразь, тебе теперь несдобровать, – проскрипел он, до крови кусая нижнюю губу. – Живым ты отсюда не уйдешь!
– Тебе, говнюк, до того света гораздо ближе, чем мне, – в тон ему ответил я.
– Как ты меня назвал? – растеряно спросил он. – Ты меня, генерала, назвал гов…. Да как ты смеешь, меня, дворянина, кавалера ордена святого Станислава называть, – он хотел повторить обидный эпитет, но не решился произнести такое пакостное слово: стоял столбом и грозно смотрел на меня выпученными глазами. Моральное унижение оказалось значительно сильнее, чем физическая боль, и генерал даже приободрился, встал в позу и отпустил поврежденную руку.
Я, не обращая на него внимания, подобрал вторую отбитую ножку скамьи и засунул ее между дверных ручек, заблокировав вход. Генерал, ничего не предпринимая, молча наблюдал за моими суетливыми метаниями по залу. Обезопасив вход, я подобрал с пола плети.
– А теперь я тебя, кавалер, буду пороть, как Сидорову козу, – негромко сказал я. – Сам посмотришь, какое это удовольствие!
– Ты? Меня пороть? – бледнея, спросил он, кажется, начиная приходить в себя после первоначального шока. – Ты посмеешь меня ударить?!
– Очень даже посмею, – уверил я и в подтверждение своих слов хлестнул его по голове плетью.
Удар получился неудачный, у меня не был никакого навыка в обращении с таким специфическим оружием, но, тем не менее, на полном лице несчастного тотчас вспух кровавый рубец.
– Нет, нет! – закричал он и отскочил в конец залы. – Нет, ты не смеешь! Меня нельзя сечь!
Мне так не казалось. Напротив, беззащитный вид жертвы всколыхнул какую-то незнакомую муть в глубине души и на мгновение ослепил вспышкой сладкой ярости. Дурной пример оказался заразителен Жертва между тем подняла для защиты свою здоровую руку и «источала флюиды ужаса», это подстегнуло, и я ударил снова. Рука не помогла, и новый кровавый рубец вспыхнул на апоплексическом лице. Генерал покачнулся и без звука осел на пол.
В этот момент в дверь ударили чем-то очень тяжелым. Раздался сильный треск, ручки, удерживаемые засунутой в них ножкой, отлетели, обе створки дверей распахнулись настежь, и в зал ввалились кроме знакомых слуг еще несколько здоровенных мужиков. Этих я еще здесь не видел,
– Вязать его! – завизжал генерал, отползая на четвереньках к дальней стене залы.
Мужиков было трое. Один из них, судя по фартуку, дворник, был вооружен лопатой, двое других, в крестьянском платье, явились с пустыми руками. Они явно не зная, что делать, остановились в дверях и таращились и на меня, и на своего хозяина.
– Вяжи его, ребята!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94