При дальнейшем исследовании оказалось, что это щи с белыми грибами.
По случаю великого поста кормили постными блюдами. На столе лежали караваи подового хлеба и горкой высились пироги с черными грибами. На сладкое паренек-поваренок принес сладкий пирог с сушеными фруктами и сладкую «разварку» из ягод, что-то вроде компота без сахара. Еда была свежа, хорошо приготовлена, и я впервые за последнее время встал из-за стола без остаточного чувства голода.
Во время ужина за столом никто не разговаривал, и прием пищи происходил степенно и почти торжественно.
– А где вы живете? – спросил я Алексашку, когда мы вновь, под ручку, как два шерочки, вышли из трапезной.
– Так пойдем, покажу, – обрадовался он возможности услужить новому приятелю. Парень был, судя по всему, по-настоящему хороший, приветливый и изнывал от скуки.
Опочивальня, или как ее правильнее назвать – казарма, располагалась здесь же на хозяйственном дворе. Мы вошли в бревенчатое строение с низким потолком, наполненное устоявшимся запахом многих людей. Стрельцы спали на широких полатях по несколько человек в ряд, как говорится, вповалку, на сене, прикрытом грубым, посконным сукном.
Сейчас здесь был только один человек, десятский, хмурый, молчаливый стрелец, тот самый, с которым мы скакали парой. Он небрежно кивнул молодому парню, смерил меня оценивающим взглядом и вернулся к своим делам.
– Вот тут и спим, – сообщил Алексашка, – хочешь, ночуй с нами, у нас на полатях просторно.
– Посмотрим, – ответил я и быстро вышел на свежий воздух.
Говорить нам с ним, собственно, было не о чем, но «дружба» обязывала общаться, и он взял инициативу в свои руки.
– У тебя тятька есть? – спросил мой чичероне.
– Есть, – ответил я сообразно своей легенде, – живет на украйне.
– А мамка?
– И мамка есть.
– А жена? – продолжил любопытствовать он.
– Жены нет, есть невеста.
– А меня тятя хочет оженить, а мне неохота.
– Так не женись, – посоветовал я.
– Тятя больно строг, чуть, что не по нему, сразу за батоги! С ним не пошутишь! Я даже к боярину в стражники напросился, чтобы с глаз долой. Да видать все равно придется жениться! – с сожалением сказал Алексашка. – Вот такая беда!
Честно говоря, особого интереса к интимной жизни парня, явно отдававшего голубизной, у меня не было. Все равно ему было не понять, почему не хочется жениться и что его подсознательно мучит. Не те времена были на Руси, чтобы самому выбирать себе половую ориентацию. Однако вникать в его сетования пришлось. Самый простой и быстрый способ расположить к себе собеседника – слушать рассказы о себе любимом. Мне же помощь человека, знающего местные реалии, была жизненно необходима.
– А чем тебе невеста не глянется? – осторожно спросил я.
– Мне совсем другая, люба, – застенчиво сказал он, – а тятя ни в какую, или говорит, на Любке женишься, или прибью! Вот так-то, брат!
– Ну и живи здесь, пока отец не помягчает, – не без коварства сказал я, приближаясь к интересующей меня теме. – Дмитрий Александрович – человек хороший, добрый?
– Боярин-то? – назвал он дьяка общепринято, как именовались не по должности, а за богатство и положение, солидные люди. – Боярин может и хороший, да мне до него дела нет.
– Что так? Неужели обижает?
– Обижает? – думая о своем, машинально переспросил парень. – Нет, что ему меня обижать, он сам по себе, я сам по себе. У него дел и без нас хватает. Ты знаешь, – наклонился он к моему уху, хотя поблизости никого не было, и шепотом сказал, – боярин девку из-под венца украл, она теперь в тереме запертая сидит! Во! Только ты, смотри, никому!
Глухота не помешала мне услышать интересную информацию, про девушек-красавиц слушать всегда любопытно.
– Да ты, что, я – могила! А что за девка-то? – спросил я.
– Я ее только издали ведал, на лицо не рассмотрел, а по стати видать – хороша! Боярин потому и на Москву не едет, и нас у стрелецкого головы выпросил, что ее родичей боится. Она, говорят, из первейшего рода.
– Хорош дьяк! – подумал я. Вообще-то на романтического любовника Дмитрий Александрович внешне никак не походил, скорее, напоминал обычного успешного бюрократа, достаточного и самовлюбленного. Являя распространенный тип бесполого «начальника», который как мне казалось, за последние четыреста лет почти не изменился – та же канцелярская удаль в глазах, непомерная жадность, равнодушие к окружающим и готовый в нужную минуту склониться в нужную сторону стан.
– А где боярин держит девку? – как бы невзначай спросил я.
– Так в хоромах своих и держит. Вон в том терему, в самом высоком.
В этот момент мы как раз подходили к плетню, отделяющему хозяйственный двор от переднего и великолепное строение предстало перед нами во все своем варварском великолепии. Алексашка задрал голову и показал пальцем на терем, украшенный шестигранной шатровой кровлей с петухом на маковке.
– Осторожнее, – одернул я, – заметят.
– Чего заметят? – не понял он и тут же переключился на новую тему: – А знатный, Алеша, у тебя меч, мне бы такой! Не хочешь со мной поменяться? А меня тоже знатная сабля, – для демонстрации он обнажил до половины свой клинок. – Меч, голова с плеч!
– Не могу, тятя заругается, – сразу же пресек я его наивную попытку выклянчить ятаган. – Он его у турецкого паши в бою добыл, – соврал для большей убедительности я.
– Жаль, а то бы я к нему и ножны добыл! – искренне огорчился парень.
– Ножны мне очень нужны, не подскажешь где взять?
Действительно, я уже измучился носить обнаженным ятаган, на который все сразу обращали внимание.
– Знаю я хорошего мастера, – обрадованно сообщил Алексашка, – так это наш же из стрельцов, только он, Алеша, без денег делать не станет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94