ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
На что тебе руки даны? Ближе, чем на вытянутую десницу, нельзя подпускать…
– Что теперь толковать, батя, – поморщился Дмитрий, ему не хотелось на эту тему говорить. – Что было, то было, заново не переиграешь. Есть такая пословица: знал бы где упасть, соломки постелил…
– Кабы не Кузнецов, зарезали бы они тебя, как барана, – покачал головой Андрей Иванович.
Он привык, не считаясь с желаниями других, говорить, что думает. Пусть сын морду кривит, может, впрок пойдет ему эта наука. Абросимов не сомневался, что себя бы он в обиду не дал и пятерым. Обидно было за сына, надеялся, что такой, как и он сам, крепкий вырос. И был бы дубком, ежели в побольше занимался физическим трудом, а то все больше с книжками валяется на кровати, да и в конторе уж какой год перебирает бумажки… Где же тут силу и ловкость сохранить? Раньше-то, когда дома строили, Дмитрий наравне со взрослыми мужиками таскал на плечах бревна, ворочал лопатой, махал плотницким топором…
– Батя, решил я ехать в Питер, – понизив голос, чтобы не услышала из кухни жена, сообщил Дмитрий.
– Перечить не стану, – помолчав, сказал отец. – Меня сельский почтарь при лучине грамоте учил, царствие ему небесное, хороший был человек… Бывало, говорил, мне, мальчонке: «Андрюха, хочешь из омута невежества на свет божий вылезти, учись грамоте, хоть по псалтырю у батюшки, хоть по рваной газетке. Грамота, она тебе глаза на мир откроет!» Я и учился как мог… Днем почтарю дрова пилил, курятник строил, а вечером он меня носом в букварь тыкал… – На кухне что-то грохнуло и со звоном покатилось по полу. Андрей Иванович усмехнулся и, понизив голос, продолжал: – Как же ты, грёб твою шлёп, бабу-то пузатую одну тута оставишь?
Дмитрий взял с блюдечка отцовскую дымящуюся самокрутку, затянулся, так что синеватые бритые щеки втянулись, и, выпустив дым, сказал:
– В Питере не будут ждать, когда моя жена разродится… Приемные экзамены на носу… – Он достал из-под подушки коричневый конверт с большой маркой – нынче утром Варя принесла, – извлек оттуда четвертушку листа с треугольной печатью, протянул отцу.
Тот похлопал себя по карманам:
– Очки дома забыл…
– Надо ехать, – сказал сын, снова пряча конверт под подушку.
– Не знает? – кивнул на кухню отец.
– Чего надо помочь, вы тут рядом, да и теща одну не оставит, – сказал Дмитрий.
– Не хватало, чтобы баба решала, как быть, грёб твою шлёп! – вдруг рассердился Андрей Иванович. – Ребятишек ты еще, коли надо, с десяток наковыряешь, а сейчас не поедешь учиться, потом и подавно не вырвешься. Бабе только раз уступи – потом веревки из тебя вить будет!
В полуоткрытую дверь заглянула Александра, веснушчатое лицо бледное, губы поджаты, в руках чугунок, через плечо кухонное полотенце с пятном сажи.
– Куды он, покалеченный, поедет? Кто там за ним приглядит? – сердито заговорила она. Александра, пожалуй, была единственной женщиной, не считая, конечно, Ефимью Андреевну, из абросимовского клана, которая не боялась сурового и скорого на расправу Андрея Ивановича. – Без палки ходить-то еще не может, а уже навострился из дому… И что за наказание с таким мужем? Другие толкутся возле дома, а этот уткнет свои толстый нос в книжку и сопит…
– Глупая баба, грёб твою шлёп! – сердито оборвал Абросимов. – Ученый человек один десяти неучей стоит. Вон школу новую собираются строить, возвернется Митя – твоих же ребятишек учить уму-разуму будет.
– Лучше бы я за Семена Супроновича вышла замуж, – со зла брякнула взбешенная Александра и так хлопнула дверью, что в окне стекла задребезжали.
– Ты поучил бы ее маленько, – взглянул из-под кустистых насупленных бровей Андрей Иванович. – Ишь, язык-то дрянной распустила!
– Палкой? – усмешливо сказал Дмитрий. – Вроде бы мать и пальцем никогда не трогал, а меня чему учишь?
– Твоя мать – умная женщина, она такого не ляпнет, – заметил Андрей Иванович, потеребив черную бороду, и вдруг круто переменил тему: – Вот ты умные книжки читаешь, скажи мне тогда, почему пальцы на руке загибаются только в одну сторону, а в другую… – он растопырил ладонь и рукой попробовал отогнуть пальцы, – не хотят, так их разэтак! Все к себе загибаются. А вы хотите, чтобы мужик не к себе греб, а от себя. Это ведь супротив самой природы! Так уж устроен раб божий, что все в дом тащит, а из дома волокет только горький пьяница! А вы хотите, чтобы людишки все проносили мимо рта своего – государству! А зачем ему столько? Сам в клубе рассказывал, что Ленин жил, как бедняк, спал на жестком и ел то же, что и мы. Зачем же государству наше добро, наш труд, наше богатство?
– Для нас же с тобой, – терпеливо заговорил сын. Не первый раз вели они с отцом такие разговоры. – Государству нужны средства, чтобы поднять промышленность, сельское хозяйство. Гражданская война все разрушила, в городах рабочим жрать нечего, потому что кулаки припрятывают зерно, сельхозпродукты. Скорее сгноят в ямах, чем отдадут государству. Но все эти трудности временные, батя, вот заработают на полную мощность фабрики, заводы, станут выпускать продукцию – и люди вздохнут. Появятся товары, вон пишут в газетах, что заложили автомобильный и тракторный заводы. Ну сам посуди, много ли одной сохой напашешь? А трактор за милую душу поднимет любое поле. И одно дело – вспахивать клочки, а другое – общественные поля без границ и перегородок.
– Мужик с сохой-то всю Россею-матушку кормил, и Европе еще оставалось, – вставил Андрей Иванович. – Соха-то, она надежнее, испытаннее. А трактор твой я и в глаза-то не видел.
– Батя, неужели все жалеешь о былом? – испытующе посмотрел на него сын. – Новый мир не построишь без ломки старого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
– Что теперь толковать, батя, – поморщился Дмитрий, ему не хотелось на эту тему говорить. – Что было, то было, заново не переиграешь. Есть такая пословица: знал бы где упасть, соломки постелил…
– Кабы не Кузнецов, зарезали бы они тебя, как барана, – покачал головой Андрей Иванович.
Он привык, не считаясь с желаниями других, говорить, что думает. Пусть сын морду кривит, может, впрок пойдет ему эта наука. Абросимов не сомневался, что себя бы он в обиду не дал и пятерым. Обидно было за сына, надеялся, что такой, как и он сам, крепкий вырос. И был бы дубком, ежели в побольше занимался физическим трудом, а то все больше с книжками валяется на кровати, да и в конторе уж какой год перебирает бумажки… Где же тут силу и ловкость сохранить? Раньше-то, когда дома строили, Дмитрий наравне со взрослыми мужиками таскал на плечах бревна, ворочал лопатой, махал плотницким топором…
– Батя, решил я ехать в Питер, – понизив голос, чтобы не услышала из кухни жена, сообщил Дмитрий.
– Перечить не стану, – помолчав, сказал отец. – Меня сельский почтарь при лучине грамоте учил, царствие ему небесное, хороший был человек… Бывало, говорил, мне, мальчонке: «Андрюха, хочешь из омута невежества на свет божий вылезти, учись грамоте, хоть по псалтырю у батюшки, хоть по рваной газетке. Грамота, она тебе глаза на мир откроет!» Я и учился как мог… Днем почтарю дрова пилил, курятник строил, а вечером он меня носом в букварь тыкал… – На кухне что-то грохнуло и со звоном покатилось по полу. Андрей Иванович усмехнулся и, понизив голос, продолжал: – Как же ты, грёб твою шлёп, бабу-то пузатую одну тута оставишь?
Дмитрий взял с блюдечка отцовскую дымящуюся самокрутку, затянулся, так что синеватые бритые щеки втянулись, и, выпустив дым, сказал:
– В Питере не будут ждать, когда моя жена разродится… Приемные экзамены на носу… – Он достал из-под подушки коричневый конверт с большой маркой – нынче утром Варя принесла, – извлек оттуда четвертушку листа с треугольной печатью, протянул отцу.
Тот похлопал себя по карманам:
– Очки дома забыл…
– Надо ехать, – сказал сын, снова пряча конверт под подушку.
– Не знает? – кивнул на кухню отец.
– Чего надо помочь, вы тут рядом, да и теща одну не оставит, – сказал Дмитрий.
– Не хватало, чтобы баба решала, как быть, грёб твою шлёп! – вдруг рассердился Андрей Иванович. – Ребятишек ты еще, коли надо, с десяток наковыряешь, а сейчас не поедешь учиться, потом и подавно не вырвешься. Бабе только раз уступи – потом веревки из тебя вить будет!
В полуоткрытую дверь заглянула Александра, веснушчатое лицо бледное, губы поджаты, в руках чугунок, через плечо кухонное полотенце с пятном сажи.
– Куды он, покалеченный, поедет? Кто там за ним приглядит? – сердито заговорила она. Александра, пожалуй, была единственной женщиной, не считая, конечно, Ефимью Андреевну, из абросимовского клана, которая не боялась сурового и скорого на расправу Андрея Ивановича. – Без палки ходить-то еще не может, а уже навострился из дому… И что за наказание с таким мужем? Другие толкутся возле дома, а этот уткнет свои толстый нос в книжку и сопит…
– Глупая баба, грёб твою шлёп! – сердито оборвал Абросимов. – Ученый человек один десяти неучей стоит. Вон школу новую собираются строить, возвернется Митя – твоих же ребятишек учить уму-разуму будет.
– Лучше бы я за Семена Супроновича вышла замуж, – со зла брякнула взбешенная Александра и так хлопнула дверью, что в окне стекла задребезжали.
– Ты поучил бы ее маленько, – взглянул из-под кустистых насупленных бровей Андрей Иванович. – Ишь, язык-то дрянной распустила!
– Палкой? – усмешливо сказал Дмитрий. – Вроде бы мать и пальцем никогда не трогал, а меня чему учишь?
– Твоя мать – умная женщина, она такого не ляпнет, – заметил Андрей Иванович, потеребив черную бороду, и вдруг круто переменил тему: – Вот ты умные книжки читаешь, скажи мне тогда, почему пальцы на руке загибаются только в одну сторону, а в другую… – он растопырил ладонь и рукой попробовал отогнуть пальцы, – не хотят, так их разэтак! Все к себе загибаются. А вы хотите, чтобы мужик не к себе греб, а от себя. Это ведь супротив самой природы! Так уж устроен раб божий, что все в дом тащит, а из дома волокет только горький пьяница! А вы хотите, чтобы людишки все проносили мимо рта своего – государству! А зачем ему столько? Сам в клубе рассказывал, что Ленин жил, как бедняк, спал на жестком и ел то же, что и мы. Зачем же государству наше добро, наш труд, наше богатство?
– Для нас же с тобой, – терпеливо заговорил сын. Не первый раз вели они с отцом такие разговоры. – Государству нужны средства, чтобы поднять промышленность, сельское хозяйство. Гражданская война все разрушила, в городах рабочим жрать нечего, потому что кулаки припрятывают зерно, сельхозпродукты. Скорее сгноят в ямах, чем отдадут государству. Но все эти трудности временные, батя, вот заработают на полную мощность фабрики, заводы, станут выпускать продукцию – и люди вздохнут. Появятся товары, вон пишут в газетах, что заложили автомобильный и тракторный заводы. Ну сам посуди, много ли одной сохой напашешь? А трактор за милую душу поднимет любое поле. И одно дело – вспахивать клочки, а другое – общественные поля без границ и перегородок.
– Мужик с сохой-то всю Россею-матушку кормил, и Европе еще оставалось, – вставил Андрей Иванович. – Соха-то, она надежнее, испытаннее. А трактор твой я и в глаза-то не видел.
– Батя, неужели все жалеешь о былом? – испытующе посмотрел на него сын. – Новый мир не построишь без ломки старого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213