— Нэнси помолчала. — Мой отец избавился от нее, потому что хотел жениться на этой безмозглой Жасмин.
— Жасмин вы, разумеется, не любите.
— Не люблю? — Нэнси повернулась к Флетчу. — Я ее жалею. Ее ждет то же, что случилось с моей матерью. — Вновь долгая пауза. — Утром я слышала по телевизору, что кто-то сознался в убийстве моего отца.
— Да, — кивнул Флетч. — Стюарт Чайлдерс. Клиент вашего отца. Обвиненный в убийстве родного брата. Оправданный судом два или три месяца тому назад.
— И что?
— Полиция незамедлительно отпустила его. Не понимаю, почему.
— К чему вы клоните, друг?
— Я не думаю, что это гангстерское убийство, — ответил Флетч. — Хотя «Ньюс трибюн» высказала такую версию.
— Вы думаете, это моя работа?
— Кто-то из близких родственников мог узнать, что ваш отец собрался или хотя бы сказал, что собрался пожертвовать музею и монастырю все свое состояние, из чистых или корыстных побуждений. Кстати, на прошлой неделе ваш отец сказал, что в семье «всем на него наплевать».
Нэнси фыркнула.
— Полагаю, это правда.
— Вот кто-то и решил покончить с ним до того, как деньги уплывут из семьи. Вы, ваш муж, ваша мать, ради вас и ваших детей, вторая жена вашего отца.
— Вы не понимаете Тома.
— Он, возможно, известный поэт, интеллектуал. Но где он был в понедельник утром?
— В университете.
— Когда у него начинаются занятия по понедельникам?
Нэнси замялась.
— В два часа дня.
— Понятно.
— Нищета важна Тому. Общество должно презирать его самого, стихи, которые он пишет. Он мученик, жертвующий собой ради поэзии.
— Но вы-то воспитывались не в нищете, — заметил Флетч. — Ваш папочка, возможно, не подбрасывал вас на коленке, но обеспечивал вам и набитый холодильник, и чисто прибранный дом, и плавательный бассейн во дворе. Плюс множество стиральных машин.
— Откровенно говоря, друг, от моего отца мне не нужно ни цента. Людей по-прежнему грабят, убивают, насилуют, потому что мой отец берет их деньги.
— Ax, красота насилия! — воскликнул Флетч. — У вас пятеро детей, ползающих по грязному полу. Вы сами говорите, что того и гляди окажетесь на паперти. Немногие матери хотят, чтобы их дети голодали, а тут возникает неплохая альтернатива.
Нэнси ответила не сразу.
— В понедельник утром я была дома с детьми.
— Отличные свидетели. А других нет?
— Нет.
Флетч притормозил, как только они проехали щитуказатель с надписью «МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО ТОМАСА». Свернул с шоссе направо.
— На стоянке «Ньюс трибюн» дежурит охранник. Проверяет машины. И мне представляется, что человек, знавший о намерении вашего отца приехать в понедельник утром в редакцию «Ньюс трибюн» и объявить о своем решении пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею, мог зайти на стоянку, пристрелить его, когда он вылезал из своего «кадиллака», и спокойно уйти, ни у кого не вызывая подозрений.
Они ехали по узкой дороге, окруженной лесом.
— Кто, мама?
— Она ходит, где ей вздумается. И имеет свою точку зрения на многие события. Что ей терять? Ее уже при знали невменяемой.
— Вы не упомянули Жасмин.
— Я еще не встречался с Жасмин. Между прочим, ваш отец нанял кухарку.
— Хорошо. Жасмин есть с кем поговорить. Я сомневаюсь, что она может поджарить яичницу.
— Молодая жена, которую муж вознамерился оставить без цента…
На холме высилось внушительных размеров здание, построенное в испанском стиле.
— Деньги уничтожат образ, который создал себе Том. Моя мать ни на чем не может сосредоточиться, а подготовка убийства требует времени и терпения. Мне же столь безразличны отец и его деньги, что убивать его я бы не стала.
— Значит, остается Роберт. — Флетч зарулил на усыпанную гравием автостоянку и заглушил двигатель.
— Теперь вы вообще несете чушь.
— Я подожду вас здесь.
Нэнси взялась за ручку дверцы и застыла, глядя прямо перед собой.
— Мне очень вас жаль. Для вас обоих это тяжелая встреча. Я подожду.
— Нет. Пойдемте со мной, друг. А то у меня мурашки бегут по коже, когда я вхожу в монастырь.
Глава 26
— Раньше вы бывали в монастыре? — Роберт Хайбек взял Флетча под локоть и увлек к скамье без спинки на другой стороне маленького дворика.
— Нет, — ответил Флетч. — Тишина здесь оглушающая.
— Я услышал шум вашей машины, — улыбнулся Роберт.
Флетча и Нэнси Хайбек отвели в прохладную, небольших размеров комнату для гостей. Там они сели на деревянную скамью.
Несколько минут спустя к ним вышел аббат. Не поздоровался, не сел рядом. Нэнси объяснила, что приехала, чтобы сообщить брату о смерти отца. Аббат кивнул и вышел, так и не произнеся ни единого слова.
Пока они ждали, Нэнси рассказала Флетчу, что женщины допускаются лишь в эту комнату да в прилегающий к ней дворик, окруженный высокими стенами. Последний раз она приезжала к Роберту шесть лет тому назад, после рождения первого ребенка. А с той поры писала раз в году, на Рождество, никогда не получая ответа.
Ждали они чуть больше сорока пяти минут.
Войдя, Роберт улыбнулся и протянул руку сестре. Не обнял ее, не поцеловал. И ничего не сказал.
Нэнси представила Флетча, как «друга».
— Вы — квакер? — спросил Роберт, глянув на шорты Флетча.
— Я? Нет.
Белую, до щиколоток, рясу Роберта перетягивал черный пояс. Сандалии на босу ногу. Заметно поредевшие волосы. Растущая островками, словно подвергшаяся нашествию стаи саранчи борода. Устремленный вовнутрь взгляд.
Следуя за ними, Нэнси выкладывала брату новости последних лет.
— У меня теперь пятеро детей, Роберт. Том по-прежнему преподает в университете. Он стал известным поэтом. Мама все еще в «Агнес Уайтейкер Хоум». Физически она вполне здорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62