— Ты приедешь?
— Обязательно.
— Отлично. Между прочим, Синди попросила позвонить ей ровно в половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.
— Хорошо.
— Флетч, сегодня среда.
— Уже?
— Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.
— Можешь не волноваться.
— Мне пора на работу.
— Мне тоже.
Глава 36
— Я из «Ньюс трибюн», — представился Флетч женщине, открывшей дверь квартиры на первом этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Женщина сидела в инвалидном кресле-коляске. — Вы Тереза Габо?
Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.
— Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.
— До меня из «Ньюс трибюн» к вам никто не приезжал?
Тереза покачала головой.
В автосалоне по сниженным ценам продавались шестиместные «седаны». Флетч оставил машину у самого угла и прошагал полквартала, шурша валяющимися на тротуаре газетами и отбрасывая пустые банки из-под пива. Входя в подъезд, он едва не упал, споткнувшись о ноги спящей на полу женщины.
Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его «датсан» не привлек внимание патрульных машин.
Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.
— А кто-нибудь у вас был? Полиция?
Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.
— Я ищу Феликса Габо.
В ее взгляде мелькнуло удивление.
— Ему тоже не нужна газета.
Флетч переступил порог.
— Мне надо с ним поговорить.
В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.
Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.
Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.
Флетч присел на краешек матраца.
— Что вы делали, выйдя из тюрьмы?
— Купил это кресло. — Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. — Купил этот матрац. — Взгляд упал на матрац. — Купил пива. — В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. — Теперь меня насыщает только пиво. — Над воротником рубашки нависали складки жира. — У меня все нормально. Первая неделя на воле.
— Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.
— Да. Но она страдала, — Феликс указал бутылкой на другую комнату. — Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? — Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. — И вы называете это законом? — Флетч воздержался от комментариев. — Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?
— А вы сделали что-то плохое?
На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.
— Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?
— Больной.
— Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?
— На суде вы не просили признать вас невменяемым.
— На суде я не произнес ни слова! — Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. — Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? — Флетч покачал головой. — Он цепенеет. Потрясен тем, что такое могло случиться с ним. Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном им. Все эти люди говорят, говорят, говорят о нем и о том, что он сделал. Все, о чем они говорят, ни в малейшей степени не похоже на то, каким он кажется себе. Его мутит от их слов. Он лишается дара речи.
— Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?
— Мистер Хайбек. Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил так много. Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог бы объяснить.
— Вы могли бы объяснить растление детей?
— Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.
— Как вы расплатились с Хайбеком? Как вы смогли нанять такого дорогого адвоката?
— Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.
— Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?
— Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: «Я твой адвокат». Он ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить, почему я стал таким плохим. Он не позволил судье задать мне хоть один вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то, другое, третье. — Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. — Каждый день газеты писали о моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62