– Повезло ему, – шепчет Мария своей подружке. – Надо сваливать.Аякс качает головой:– Подождем еще минутку.Я и сам подумываю выйти на воздух, но какое-то извращенное любопытство заставляет меня остаться и послушать «Сердце на мели». Вдова Стомарти начинает петь: Ты накатил штормом, и вот теперь отлив,Я села на мель, а ты умчался, позабывМое сердце на мели, сердце на мели. Мелодия приятная и ласкает слух; я бы, наверное, смог ее полюбить, если бы услышал целиком, но, очевидно, сегодня этого не случится. Клио Рио повторяет один и тот же куплет снова и снова, а это означает, что либо она забыла остальные слова, либо их не существует – то есть песня не закончена.Аякс толкает меня в бок:– Вы все это записываете? Это же, блядь, абсурд.– Может, она просто нервничает, – предполагаю я.– Ха!Я жду своей очереди, чтобы принести соболезнования вдове Джимми, стоя между Зигги Марли и гитаристом Майком Кэмпбеллом из первоначального состава «Хартбрейкерз». Майк Кэмпбелл (р. 1950) – американский гитарист и продюсер, входил в первоначальный состав группы «Хартб рей керз», основанной блюз-роковым гитаристом и певцом Томом Петти в 1975 г.

Видимо, Зигги заметил блокнот, торчащий у меня из заднего кармана, – так или иначе, люди вокруг в основном помалкивают.Пожимая пухлую руку Джея Бёрнса, я называю себя и говорю, что мне хотелось бы встретиться с ним и поговорить, потому что я пишу про Джимми. Он что-то бормочет в знак согласия – странно. И тут я понимаю, что он под кайфом: глаза полузакрыты, из уголка рта сочится слюна. Завтра он и не вспомнит, что согласился на интервью; ему еще повезет, если он вспомнит свое имя.Когда наконец подходит моя очередь, я замечаю, что Клио вставила черные контактные линзы – очевидно, в знак скорби. Она здоровается так, будто впервые меня видит.– Джек Таггер, – напоминаю я, – из «Юнион-Реджистер».– Ах да.Я обнимаю ее и говорю:– Нам надо поговорить еще раз.Клио вырывается.– Нет-нет, не сейчас, – успокаиваю я. – Не сегодня.– Я, типа, завтра улетаю в Лос-Анджелес, – говорит Клио. – А о чем вы хотели поговорить?– О рыбной похлебке. О халтурном вскрытии, – улыбаюсь я. – Всего пара вопросов. Я не отниму у вас много времени.Клио как будто в живот хоккейной шайбой заехали.– Вы… н-н-нет, уб-убирайтесь отсюда, на хер, – заикаясь, бормочет она.– Вы расстроены. Мне жаль…Клио оборачивается, ища бритоголового типа:– Джерри? Джерри, пусть эт-этот ч-человек уйдет…Но я уже направляюсь к двери. Кажется, бесполезно спрашивать, нельзя ли мне прокатиться на яхте вместе со всеми, чтобы развеять прах Джеймса Стомарти.На парковке я нагоняю Аякс и Марию, они садятся в арендованный «сатурн» с откидным верхом. Они говорят, что им официально запрещено распространяться о том, над чем они и Джимми Стома работали в студии.– Мы подписали – как там его? – обязательство о неразглашении. Я бы рада помочь, но не хочу, чтобы меня за-несли в черный список. Мне еще там работать, – говорит Мария.– Та же фигня. Мне дочь надо кормить, – соглашается Аякс.– Тогда забудьте об этой записи. Расскажите мне о Джимми. Что он был за человек?Церковь Св. Стефана быстро пустеет, водители лимузинов покидают тень старого баньяна, швыряют на землю окурки и спешат к своим машинам.– Джимми был крут. Приятный мужик, – делится Аякс.– А Клио? Мария едко смеется:– Без комментариев, chico. Парень (исп.).

– Я тоже промолчу, – с отвращением добавляет Аякс. – О чем тут спрашивать? Вы видели эту сучку своими глазами. Она здесь ради «Себя».– Как думаете, он ее любил?Аякс фыркает и заводит машину. Мария машет мне рукой.– Вас немного заносит, – беззлобно говорит она. – Мы просто бэк-вокалистки. Ага?Я смотрю, как они отъезжают. Затем иду к своему «мустангу», швыряю блокнот на переднее сиденье и врубаю кондиционер. Меня будто пропустили через мясорубку – после похорон мне всегда паршиво. Но сцена, которую я наблюдаю через ветровое стекло, заставляет меня довольно ухмыльнуться: вдова Стомарти, сжимая в руках бронзовую урну, дает интервью Тимми Бакминстеру.Я опускаю все стекла, врубаю «Блудливых Юнцов» на полную и с легким сердцем выезжаю с парковки.Запевай, Джимми. 8 Дженет Траш открывает дверь:– А. Это вы.– Можно войти?– Послушайте, дайте мне объяснить…– Вы не обязаны.– Мой наряд, – робко продолжает она, – я хочу объяснить…На Дженет хэллоуинский костюм полицейского: начищенные до блеска черные сапоги, темно-синие брюки с серыми лампасами, накрахмаленная белая рубашка с дешевым оловянным значком на груди и кобура с игрушечным пистолетом. За ворот рубашки заткнуты пластиковые зеркальные очки с голубыми стеклами. Из заднего кармана торчит пачка квитанций. Не хватает только наручников.– Извините, – говорю я. – Не знал, что вы не одна.– Я одна. То есть не совсем.Она машет мне рукой, чтобы я заходил, и знаками просит говорить потише.Маленькая гостиная освещена ярко, как телестудия, каковой она, очевидно, и является. Дженет показывает куда-то в угол и шепчет:– Всего пару секунд.Она надевает очки и проводит рукой по волосам. Затем встает под лампы, подбоченивается и смело поворачивается лицом к видеокамере размером не больше точилки для карандашей. Камера установлена на журнальном столике рядом с компьютером. На экране то и дело появляются новые строчки, но я сижу далеко и не могу прочитать.Дженет склоняется над клавиатурой и печатает сообщение своему виртуальному приятелю. Затем выпрямляется и объявляет:– Ларри, ты все еще под арестом, так что не вздумай делать глупости. Перезвони мне через двадцать минут.Она снова что-то набирает на клавиатуре, и экран гаснет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111