– Семья афроамериканцев, – объясняет мать, – захотела вступить в наш клуб, и Дэйв слетел с катушек.– Дэйву должно быть стыдно.– Новичка зовут Палмер. Неплохо для игрока в гольф, а? Арнольд Палмер (р. 1929) – американский профессиональный игрок в гольф, звезда конца 1950 – начала 1960-х гг.

– Иногда моя мать просто очаровательна. – А самое интересное, Джек, что у него гандикап в пять мячей Гандикап определяет уровень мастерства. Пять – достаточно низкое значение и свидетельствует о профессионализме. Высший класс – это отрицательный гандикап.

и сын-подросток, который может драйвером услать мяч на три сотни ярдов. Естественно, Дэйв не в себе. Он написал отвратительнейшее письмо не кому-нибудь, а Тайгеру Вудсу! Я его, конечно, порвала, пока он был на своей сигмоидоскопии. Я имею в виду Дэйва.– И ты полагаешь, что подобные проявления расизма – привлекательная черта в муже?– О, перестань, Джек. Он абсолютно безобиден. Просто иногда ему надо выпустить пар.Я спрашиваю, какое отношение имеет скандал в загородном клубе к дню моего рождения в субботу, а она отвечает, что комитет как раз в этот день собирается рассматривать новые кандидатуры.– Если я не буду сидеть рядом с Дэйвом, он может сказать то, о чем потом пожалеет.– Хуже того, – подначиваю я, – есть шанс, что ему удастся подговорить остальных голосовать против чернокожих Палмеров. Я прав?– У нас тут есть некоторые типы, которые славятся своей узколобостью, таких в каждом клубе хватает.– Поэтому тебе надо оставаться с Дэйвом, чтобы держать его в узде?– Скажем так, на публике он всегда считается с моим мнением. Мне жаль, сынок, но это важно.– Не переживай. Встретимся в какие-нибудь следующие выходные, – говорю я. – А ты сторожи своего безвредного старого расиста.– Хочешь что-нибудь особенное на свою сорок седьмую годовщину?– То же, что и на прошлую, мам, – спокойствие, бальзам для чувствительных десен и новый телевизор.– Только не говори мне, что ты и «Моторолу» выкинул с балкона!– А еще я очень хочу узнать, когда сыграл в ящик мой старик. Пожалуйста.– Джек, ну в самом деле, – в отчаянии вздыхает мать. – И что мне с вами обоими делать, хоть волосы на себе рви!– Послушай, просто скажи мне, где это случилось. В каком городе?– Не скажу.– Тогда в каком штате?– Ты меня за дурочку держишь? Ты думаешь, я не знаю, на что способны компьютеры?– Ну тогда назови хоть часовой пояс. Мам, ну скажи хоть что-нибудь. Восточное время?– Я звонила Анне – мне больно это говорить, но я очень беспокоюсь о тебе.– Лучше побеспокойся о ней. Она выходит замуж за разжалованного продавца грузовиков, – говорю я. – И свадьба у нее в мой день рождения.– Мне показалось, она очень счастлива, Джек.– Ах так? За это я отправлю тебе один из его дрянных романов. Но есть и хорошие новости: вскоре я перестану писать некрологи.– Да? – Мама хочет узнать подробности, прежде чем кидаться с поздравлениями. Я ухожу с телефоном на кухню на тот случай, если проснется Эмма.– Когда? – спрашивает мать.– Точно не известно.– Но ты останешься работать в газете?– Не совсем, но с газетой не порву. Довольно необычная работа.– А поподробней?– В двух словах, мам. Я жду, когда умрет один старый маразматик.– Это совсем не смешно.– Как сказать. Ему восемьдесят восемь, и он предложил мне обалденный план.– Да, не сомневаюсь. Джек, а ты не думал снова сходить к доктору Полсону?Вскоре после того, как Анна от меня ушла, я наврал матери, что пойду к психоаналитику. Я выискал имя Полсон на карте дорог Монтаны и наградил своего воображаемого консультанта дипломами Женевы, Гамбурга и Беллвью. Я делал вид, что хожу на прием два раза в месяц, и врал матери, что доктор просто гений и что он в восторге от моего стремительного прогресса.– Я бы с удовольствием встретился с доктором Полсоном, – заверяю я, – но он, к сожалению, сейчас в отделении интенсивной терапии.– Что случилось?– Я не знаю деталей, но, похоже, один неуравновешенный пациент напал на него с промышленным прессом для чеснока. Такая трагедия.В голосе матери появляется знакомый холодок.– Ты бы послушал себя со стороны. Не сомневаюсь, что есть другие люди, к которым можно обратиться за помощью…– Да, есть, – соглашаюсь я. – Ты, мам. Ты можешь сказать мне, что случилось с моим отцом.Суровое молчание, затем она говорит:– До свидания, Джек.– Пока, мам. Удачи с кризисом Дэйва.
Девять утра. Хуан уже ушел, а Эмма отмокает в ванной. Я жарю яичницу и слушаю очередную порцию музыкальных вариаций с Эксумы. Не помню, как называется трек, который сейчас играет, – мне трудно сосредоточиться. Прелесть новизны исчезла, и теперь я просто упорно продираюсь вперед в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку.У кого-то была причина спрятать мастер-диск на яхте Джимми, но чем больше я слушаю, тем больше недоумеваю, зачем его прятать – или убивать из-за него людей. Некоторые песни вполне ничего, некоторые так себе, а некоторые просто отвратительны. Значит, мы снова упираемся в жестокую правду: проблема не в музыке, проблема в рынке. Если Клио Рио вознамерилась любым путем вернуть записи покойного мужа, возникает простой вопрос (ставящий меня в тупик): зачем? Тинейджеры – основные потребители компакт-дисков на планете – еще не умели ходить на горшок, когда «Джимми и Блудливые Юнцы» разбежались. Даже если предположить, что еще возможно найти остатки верных поклонников группы и разжечь былой огонь в их сердцах, я сильно сомневаюсь, что эта неподготовленная публика проявит хоть малейший интерес к подобревшему и присмиревшему Джимми, живому или мертвому. Если уж ты начал с трэшака, только трэшака фанаты от тебя и ждут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111