Он уверенно сидел на белоснежном муле и правил им с удивительной лёгкостью, перебирая и подёргивая тоненькую уздечку всего лишь тремя пальцами левой руки и совершенно не прибегая к помощи шпор или хлыста. Чувствовалось, что Пеменхат провёл в седле приличную часть жизни. Следующие слова дикой голосянки, которую он неустанно выкрикивал с утра до вечера, вполне соответствовали нынешнему его положению:
– Острый меч, добрый конь да умение
Владеть мечом и править конем –
Вот и всё богатство
Мастера!
Но пошлите мне, боги, верного спутника,
Чтобы было с кем выпить на привале
Чашу доброго
Вина
И чтоб было кому закрыть мне глаза,
Когда я паду среди дикой степи
Со стрелой
В груди.
И когда непременно то случится со мной,
Будет кому меня вспомнить
И рассказать всё
Товарищам.
Заберёт друг коня моего верного,
И мой меч отстегнёт от пояса,
Пусть послужат ему,
Как мне…
И так далее в том же духе. В самом деле, теперь Пеменхат имел как раз коня, меч и верного товарища. Точнее, мула (по старой привычке он предпочитал походить более на человека приличного сословия, нежели на голодранца), целых три громадных ножа из категории «мясницких», которые размещались в спинных ножнах под плащом, да в придачу полторы дюжины метательных ножичков под полами дорожного кафтана, и к тому же не одного товарища, а сразу двух. Да ещё мальчишку. Впрочем, двух ли?..
Карсидар перевёл взгляд на Читрадриву, ехавшего в середине каравана. Кого-кого, а гандзака Пеменхат в друзья зачислять не торопился. Хотя по поводу необходимости Читрадривы в их маленьком отряде уже не спорил. Ещё бы, ведь после незабываемого взрыва в горящем трактире на них четверых приходился один конь – Ристо. Какой уж тут поход?! Именно Читрадрива с помощью загадочного колдовства сумел послать весточку своему соплеменнику, такому же колдуну, Шиману, – и на следующее утро у них была ещё одна лошадь и тот самый белый мул, на котором Пеменхат сейчас разъезжал. Разумеется, возражать после этого против участия в предприятии Читрадривы было бы с его стороны, мягко говоря, непростительной глупостью. И всё же…
Карсидар невесело хмыкнул. Всё же Пеменхат был недоволен, пусть и не показывал этого явно. Причина его недовольства была до смешного проста и называлась одним словом: колдовство.
Как-то на привале старик отвёл Карсидара в сторонку и шёпотом сообщил, что ему вновь начали сниться сны. Мол, сколько лет уж не снились, зато теперь – каждую ночь. Точнее, снится один-единственный сон. И даже не сон, а настоящий кошмар.
Будто открывает старик глаза и чувствует, что связан по рукам и ногам. Пытается вырваться, сбросить путы, потому что осаждающие трактир солдаты Торренкуля собираются поджечь его, и медлить нельзя, но связан он крепко, умело. Тут из-за спины возникает Читрадрива и бормочет:
«Сейчас, сейчас, почтенный, погоди, я должен кое-что найти. У тебя в голове созрел замечательный план нашего спасения, надо только отыскать его».
С присущей снам непоследовательностью герцогские вояки вместо устройства поджога идут на новый штурм. Гандзак же по-прежнему бормоча своё: «Сейчас, сейчас», – преспокойно отрывает у Пеменхата голову, кладёт ему на колени, неизвестно откуда появившимся в руках мечом отсекает верхушку черепа… причём старик видит весь этот ужас, хотя головы у него нет, но это же сон… Так вот, снеся ему полчерепа, Читрадрива запускает в недра отсеченной головы руку по локоть, начинает копаться там и извлекать кучу самых разных предметов: тарелки, ложки, мечи, столы, миниатюрный домик, как две капли воды похожий на сгоревший трактир, кружки, ножи, арбалеты, цветы, золотые монеты, стрелы, верёвку, башмаки, красивый серебряный кубок… А плана всё нет!
Герцогские солдаты уже протаранили дверь, потому что зловредный гандзак не удосужился выбить сваи из-под замаскированного настила перед входом. И вот враги радостно покрикивая лезут в пролом. А проклятущий колдун всё роется в его голове…
«Быстрее, копатель!» – рассерженно вопит голова. И тогда Читрадрива вытаскивает из отверстия, за которым чувствуется бездна, окровавленную по локоть руку и начинает срывать с солдат их нагрудные панцири, голыми руками раздирает одежды, разрывает груди и вытаскивает оттуда души. То есть, какие-то отвратительнейшие студенистые комки, сизо-багровые, трепетные… Или сердца… В общем, какую-то требуху. При этом она (требуха) заливисто хохочет, а лишённые душ вояки падают на пол, корчатся в страшных судорогах и застывают в самых невероятных позах. Те, которые находятся снаружи, не подозревая об опасности, продолжают лезть внутрь и также гибнут. Наконец в дверь протискивается последний солдат. Расправившись и с ним, Читрадрива обводит комнату победным взором, хватает хохочущую требуху, швыряет в зияющее в черепе отверстие, затем комкает череп, расправляет наподобие кружевного воротничка, натягивает через голову на себя, одёргивает складки на груди и вопит:
«Вот, старина Пем, это и есть гениальный план нашего спасения, содержавшийся в твоей голове!»
На этом месте старик всегда просыпался…
– Как думаешь, не означает ли это, что проклятый колдун действительно роется в моих мозгах? – спросил тогда Пеменхат и пояснил:
– Ну, то есть, мысли читает. Он же может, я сам видел, когда… приглашал его в поход…
Что можно было ответить на это! Оба они превосходно знали, каким образом Читрадрива договорился с Шиманом насчёт коня и мула. Карсидар, разумеется, поспешил заверить старика, что считать приснившееся реальностью могут лишь нервные старые девы, искренне верящие глупым сказкам-страшилкам про гандзаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165