Он отводит глаза и, втянув голову в плечи, старается смотреть мимо грозных теней предков.
Он щурится и глядит вдаль. И что же он видит?
Впряженные в ярмо иноземного владычества, тянутся люди со стонами и скорбными причитаниями. Это грузины, сыны некогда могущественной страны, ввергнутые в рабство своим легкомысленным царем, алчными царедворцами и князьями. На миг они повернули к Лаше свои изможденные лица. Гнев и осуждение выражали их взгляды. Среди них Георгий узнал своего сына Давида. Вырос и возмужал царевич, но с арканом на шее идет он впереди народа, порабощенного иноземцами.
Безмолвно и безропотно переносит он двойной гнет: и своей собственной судьбы, и горькой доли своего народа, в страданиях которого повинен его несчастный отец – Георгий Лаша.
– За что ты обрек нас на эти муки? Сколько крови должны мы пролить, сколько лишений перенести, чтобы вернуть себе свободу, а Грузии – былое могущество! – взывают к Георгию обездоленные потомки.
У царя сжалось сердце от боли, и он зарыдал, как ребенок.
Ему хотелось крикнуть так громко, чтоб его действительно услышали будущие поколения:
– Не я повинен в этом! Не только в управлении страной, но даже в собственной судьбе не волен был я! Я был еще более несчастен, чем вы. Мои вельможи отняли у меня и силу, и славу, и любовь, возлюбленную моего сердца!
Но язык не подчиняется Лаше, глас его не доходит до слуха потомков, не может он оправдаться перед ними. Горло пересыхает у Георгия, нет сил у него доползти до реки, он с мольбой обращает взор назад, к великим предкам своим.
Каплю, всего лишь одну каплю воды просит у них обреченный. Но лишь гнев и презрение читает он на их суровых лицах.
Никто не внял мольбам его, и никто не подал ему воды.
И только у царицы Тамар, родной матери его, из глаз потекли горючие слезы.
– Горе матери твоей! – вырвался стон из ее груди, и она закрыла рукой скорбное лицо.
– Горе мне! – простонал Георгий и открыл глаза.
Присутствующие переполошились и склонились над ним.
Измученное лицо Лаши выражало страшную тревогу. Взглянув на царя, Турман глазам своим не поверил: темные волосы Лаши побелели все, как один, словно у человека, ночевавшего на мельнице.
Потрясенный Турман понял, что в эти минуты царь простился со своей молодостью.
– Где мы? – спросил шепотом царь и встревоженно огляделся.
– В Тбилиси, государь, в твоей столице, – отозвался стоявший перед его ложем на коленях Турман.
– Так, значит, Тбилиси в наших руках? – оживился царь.
– Государь, в Хунанской битве враг потерпел большой урон и, не посмев идти на Тбилиси, посрамленный повернул назад.
– Слава богу, слава богу! – проговорил Георгий, и из глаз его покатились слезы радости.
Перед взором его все еще стояли картины страшного сна. И он по-детски радовался, что это сновидение не сбылось: Грузия свободна, народ не стонет под рабским ярмом, и сам он владыка сильного государства. Итак, не все еще потеряно, можно повернуть судьбу страны так, чтобы потомки на этом свете не произносили его имени с проклятием, а предки на том не отворачивались от его тени.
Раз страна не побеждена и не порабощена врагом, еще есть возможность укрепить и усилить ее. Царь еще молод, ему всего двадцать девять лет! Перед ним долгий путь служения родине и народу. Своими заботами, радением и преданностью он заставит родной народ забыть обиды и горе, причиненные им невольно.
Царь начнет новую жизнь и оставшиеся дни посвятит думам и заботам о благе родины.
И Лаше страстно захотелось жить, бороться за счастье своей страны.
– Ответь мне, лекарь, исцелюсь ли я? – с мольбой и тревогой во взоре обратился царь к лекарю.
– Исцелишься, государь! Милостью божьей выздоровеешь!
– Скоро ли? – спросил Георгий, ободренный.
– Скоро, государь, раз есть на то воля божья и желание твое. Только помоги нам: мужайся, бодрись, не отворачивайся от забот наших.
Едва заметная улыбка пробежала по лицу Лаши. Он закрыл глаза и заснул безмятежным, спокойным сном.
Состояние царя постепенно улучшалось. Принуждая себя, он сам требовал снадобий и пищи.
Рана зарубцевалась, и врачи уже разрешали визирям заходить в опочивальню с докладами.
У царя побывали уже все. Не было видно только одного – Шалвы Ахалцихели. Царь понял, что Шалве, должно быть, было тяжелее, нежели ему, если он в дни самых суровых испытаний отстранился от государственных дел.
Окрепнув, царь созвал военный совет.
Монголы остановились в Арране. Видимо, там они решили перезимовать. Джебе-ноион и Субудай-багатур не сидели сложа руки. Согласно донесениям разведчиков и лазутчиков, татары дали передышку войску и коням. В Арране они скупали оружие, составляли вспомогательные отряды из кочевников. Не было никакого сомнения в том, что монголы собирались в поход на Грузию, но, раз уже испытав на себе силу врага, теперь готовились к завоеванию страны более тщательно и с большим усердием.
Монголы, вероятно, будут ждать весны, пока сойдет снег и просохнут дороги, чтобы двинуться на Грузию.
Визири кое-что сделали за время болезни царя: укрепили крепости и разрушили мосты на дорогах, объявили созыв войска по всей стране.
Лаша похвалил их за верную службу и, со своей стороны, велел призвать в войска аланов и леки, джиков и дзурдзуков, обратился за помощью к кипчакам, ибо ожидалась война тяжелей и кровопролитней прежних.
Наконец царь был здоров.
Католикос отслужил молебен по поводу исцеления государя. Лаша сам изволил пойти пешком в Сиони и получил благословение первосвященника.
Царь погрузился в государственные дела и заботы. Он входил во все подробности снаряжения войска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108