Государство без законности не государство. Законность – основа цивилизации.
– О, куда вас занесло! Да у нас закона-то и в помине не осталось, давным-давно!
Еще с одним заключенным познакомился Лёни в тюрьме. Тими был из Девола, высокий худощавый юноша с маленькими усиками и кудрявым чубом, большой весельчак. Он был угольщиком и угодил в тюрьму на два года за то, что подпалил лес бея. Он появился в камере немного позже Лёни и занял место на нарах напротив него. Войдя, Тими уселся по-турецки и затянул какую-то девольскую песню.
– С тобой не соскучишься! – сказал кто-то.
– А что делать? Плакать, что ли? Слезами горю не поможешь, так что уж лучше будем петь. Давай подпевай, умеешь?
– Да я этих ваших песен не знаю.
– Тогда давай вашу споем.
Своими «историями» Тими веселил всех. Усевшись по-турецки и откинув рукой волосы со лба, он начинал: «Значит, дело было так, братцы». Заслышав эти слова, все собирались вокруг него, кто сидя, кто стоя.
– Расскажу я вам историю об нашем лесничем. Он-то как раз меня и засудил, вокруг пальца обвел да вам в товарищи и определил. Второй такой лисы не сыскать в нашем королевстве. Ночи не спит, все думает, что бы ему такое днем провернуть. А в помощниках у него лесник один, ходит носом поводит, не учует ли где запах раки. Да, а у лесничего-то нашего в Деволе не только лес, но и пастбища под началом. Ну и вот сидит он, думает, думает, потом кличет своего лесника.
– Эй, Селим!
– Чего прикажете?
– Как там поживают валахи в Костамандре?
– Да ничего, господин Джеват.
– Так уж и ничего. Разве не знаешь – Зико оставил в дураках Настоса. – А сам подмигивает.
Селим сразу сообразил, что к чему, и уж бежать навострился.
– Приказывайте, господин Джеват.
– Сходи-ка разузнай, что и как. А я послезавтра приеду разберусь.
– Будет сделано!
Селим ружье за плечо, фуражку набекрень, как его высокое величество, и рысцой в гору к тириесу Господин (греч.).

Настосу. Съел у него целую миску пахты, да и говорит:
– Послушай-ка, тириес Настос, сдается мне, этот Зико в дураках тебя оставил.
– Да ну?
– Сдается мне, твое пастбище кончается не у Горелой Сосны, а подальше, у Скалы.
– Ну да!
– Точно, уж я-то знаю.
– Как же быть, господин Селим? Выгоны-то там какие! Самое лучшее место!
– Уж и не знаю, как тут быть, тириес Настос, все в руках лесничего, господина Джевата.
– Может, мне с ним поговорить?
– Поговори, почему не поговорить. Он как раз послезавтра приезжает сюда, вот и скажи ему.
Обувается Селим да прямохонько к Зико.
– Слушай, тириес Зико. Кажется, Настос нажаловался на тебя господину Джевату.
– Ну да! Чего это?
– Да из-за границы пастбища.
– Чего это вдруг? Границу-то всем миром установили.
– Установить-то установили, а он вот нашел свидетелей и говорит, будто его пастбище не у Горелой Сосны кончается, а у Скалы.
– Как бы не так! Он что, самый лучший выгон забрать хочет у меня? Что делать-то, а, господин Селим?
– Не знаю, Зико, но, если хочешь, могу замолвить за тебя словечко господину Джевату, он как раз сюда послезавтра приезжает.
– Век не забуду!
Ну и вот, приезжает через день господин Джеват. А у самого шоссе его уже поджидает тириес Настос с оседланным конем. Поверх седла шерстяное одеяло да коврик, чтобы господин Джеват задницу не отбил. Не успели они подъехать к хижине Настоса, а у того софра уже накрыта. Пир горой – зажаренный барашек, сыр, молоко, простокваша, раки, ешь-пей не хочу. Поели-попили в свое удовольствие, песни попели да спать. А утречком господин Джеват не успел глаза продрать, как новый барашек жарится на завтрак, а третьего уже обдирают, на обед. Не успели пообедать, как следующего зарезали. Через два дня едут к Зико. А там то же самое: барашки да раки. Потом созывают соседей и отправляются на пастбище: один говорит одно, другой – другое, один – граница у Горелой Сосны, другой – у Скалы – в общем, чехарда. Граница-то давным-давно определена, но не зря же приехал господин Джеват. Мерили, мерили, десять соток сюда, десять туда, пока не оказалась граница там, где и была до того. И снова пир – зажарили на полянке сразу двух барашков, одного от Зико, другого от Настоса. И отправляется господин Джеват восвояси на коне Настоса, а следом тащится мул Зико, груженный крынками с маслом, брынзой да сливками. Вот в таких-то делах у господина Джевата проходило все лето, пока валахи пасли скот в горах.
– Ну и пройдоха!
– И не говори.
– А сейчас он все там же?
– Перевели его в другое место.
– Куда?
– Да, кажется, сюда куда-то, на север.
– Небось тем же самым занимается, а?
– Да наверняка!
– Привычка – вторая натура.
– Вряд ли у него здесь что-нибудь выйдет.
– Почему это?
– Да народ тут нищий. С него взять нечего.
– Не с пастбищ, так с леса, а уж он свое получит.
– Эй, ты из Гирокастры, что ли?
– Оттуда.
– Научитесь вы когда-нибудь правильно говорить?
– Да мы и говорим «лес». Эпизод построен на игре слов. Произношение и написание слова «лес» в соответствии с гирокастрийским диалектом воспринимается жителями Средней Албании как ругательство.


Грянул смех.
– Послушайте-ка, что однажды случилось из-за этого чертова леса, – опять заговорил Тими. – Сгорел у нас под Гирокастрой лес, а эти из префектуры быстренько телеграмму отбили Мусе Юке, он тогда был министром сельского хозяйства. Написали они так: «В лесу у госпожи Лябовы случился пожар». А телеграфист в Гирокастре возьми да и передай по-нашему. Вот и получилось: «В… у госпожи Лябовы случился пожар». Прочитал Муса-эфенди телеграмму, аж глаза у него на лоб полезли. «Сволочи! – орет. – Смеяться надо мной вздумали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106