Так продолжается и дальше. Я уничтожаю Морганов одного за другим и продолжаю свой путь по пыльной дороге. Я не спешу и тщательно выполняю эту тяжелую работу. Некоторых пуля настигает в воздухе, некоторые так и остаются лежать под деревьями, у которых расположились на ночлег. Один или двое пытаются отвечать на стрельбу, но холодная ярость одела меня магической броней. Я недосягаем для их выстрелов.
К тому времени когда я вступаю во двор, первая обойма подходит к концу и я вставляю в карабин другую. Позади меня лежат мертвые парни из семьи Морганов, но это только начало.
Они не заслуживают такой быстрой и безболезненной смерти, но месть еще не началась. Передо мной стоит цель очистить от них все гнездо, как избавляются от ос. То, что случилось с Нетти, не должно повториться.
Солнце уже поднялось.
Кто-то выходит из боковой пристройки. Женщина держит руки перед собой, словно хочет о чем-то поговорить, но мне нечего обсуждать. Дуло поворачивается в ее сторону, пуля вылетает со скоростью шестьсот пятьдесят ярдов в секунду. Когда она достигает цели, то отбрасывает тело женщины на стену сарая.
Со всех сторон поднимается стрельба, но чары, оберегающие меня, еще действуют. Я начинаю отстреливать обитателей дома – через окна, через двери, между деревьями в лесу.
Все заканчивается очень быстро. Наступает оглушительная тишина. Не слышно ни птичьих песен, ни жужжания насекомых. Только тишина и запах смерти. Я бросаю очередную обойму прямо в пыль и вставляю следующую. Выжидаю секунду, замечаю какое-то движение в лесу. Уничтожаю еще одного Моргана.
А потом из дома доносится крик. Крик ярости или боли? Не могу сказать. Я поворачиваюсь к дому с крышей из дранки; на крыльце с пистолетом в руке стоит Идония.
– Скольких еще ты хочешь убить? – спрашивает она.
Дуло пистолета направлено в мою сторону. Для среднего стрелка это отличное оружие. Скорострельность хороша лишь при недостатке времени. А у меня времени мало.
– А сколько вас тут есть? – спрашиваю я.
– Господи, да ты сошел с ума. Неужели совсем не понимаешь шуток?
Мы оба понимаем, что произошло. Кроме нас двоих, никого не осталось. Если бы кто-то из Морганов уцелел, Идония не стояла бы передо мной. Но если она отказывается признать поражение, то только из-за упрямства. Сильнее подлости в кукушках только гордость.
– Я не считаю, что это было смешно, – говорю я.
Я стреляю раньше, чем Идония напрягает палец на курке. Пуля попадает в горло, как в случае с первым часовым по пути к дому. Сила удара опрокидывает ее на спину. Пистолет выпадает из руки, раздается выстрел, но это всего лишь рефлекторное сокращение мускулов.
Теперь я уверен, что очистил гнездо, хотя и не все кукушки мертвы: не все члены семейства Морганов жили в этом доме. Но с теми, кто был здесь, когда умирала моя девочка-лисичка, я должен был разобраться сегодня.
Горе снова овладевает всем моим существом. Карабин падает в пыль, а я остаюсь стоять с окаменевшим сердцем в груди.
Так я и продолжаю стоять до приезда помощников шерифа. Они выскакивают из машин с ружьями на изготовку. Люди не видят представителя воронова племени в человеческом облике, они видят чернокожего человека.
В тех горах никто особенно не горевал о Морганах – среди людей у них было не больше друзей, чем среди ворон. Но дело в том, что они выглядели белыми, и как бы плохо к ним ни относились, в некоторых случаях все решает цвет кожи. В этих местах жизнь белого бродяги ценится куда выше, чем жизнь негра.
Для судебного разбирательства меня привезли в Тайсон. Пока я дожидался суда, произошло еще несколько убийств. Жертвами стали Морганы, собравшиеся со всех концов страны и повстречавшиеся с вороновым племенем до того, как смогли добраться до меня в тюрьме. Они очень быстро поняли, кто разворошил их гнездо.
Хлоя наняла для меня адвоката, но он мало чем мог помочь. В своем заключительном слове я скажу лишь одно: «Они заслуживали смерти», а это вряд ли можно считать защитой. Многие беспокоятся о моей участи. Только не я сам. Я об этом совсем не думаю. Я ощущаю себя опустошенным и холодным. Единственное, что я чувствую, – это отчаяние. Я никогда не смогу удалиться от мира, как Ворон, – отчаяние удержит меня, это все, что мне осталось. Все происходит довольно быстро, и я не могу сосредоточиться даже на процедуре суда, ни на вердикте присяжных, признавших меня виновным, ни на чтении приговора. Мне все равно – сидеть в тюрьме в ожидании суда или сидеть в камере смертников в ожидании своей участи.
Нетти мертва. И ни одна из их речей, ни то, что они собираются со мной сделать, этого не изменит.
Адвокат, нанятый Хлоей, собирается подать апелляцию, но мне это неинтересно. Он хороший парень, пытается со мной спорить, но я могу думать только о том, что у Нетти не было шанса на апелляцию.
Наконец назначают дату исполнения приговора, но я даже не слышу, что мне осталось жить не больше двух недель.
Мне это не кажется сколько-нибудь значительным.
Однажды зимней ночью, за неделю до казни, Энни заходит меня навестить. Не знаю, как она пробирается в тюрьму. Может быть, проскользнула в какое-то окошко, а потом отыскала путь в камеру. Или нашла расселину в материи, которая меня окружает.
Она входит, а я лежу на кровати, вытянувшись во весь рост. Глаза открыты, но я ничего не вижу. Прежде чем я замечаю ее присутствие, проходит некоторое время. Не знаю, сколько она просидела у меня в ногах, пока я не сосредоточился на ее фигуре.
– Ты уже объявил свое предсмертное желание? – спрашивает Энни.
Несколько секунд я трачу на то, чтобы понять, о чем она говорит.
– У меня не осталось никаких желаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170