Убедившись, что вокруг нет ни одной живой души, я спустился из небесной лазури на старую гранитную скалу, до сих пор возвышавшуюся над густой травой и зарослями полевых цветов.
Эта местность почти не изменилась за прошедшие годы, только лес подступил ближе, а деревья заметно подросли, но еще не состарились. Все так же весело стрекочут сверчки, и пчелы, деловито жужжа, перелетают с цветка на цветок. Ручей в это время года почти пересыхает, но я все же смог проследить его путь вдоль долины по серебристому блеску воды сквозь густую траву.
День выдался тихим и спокойным, а я проделал нелегкий путь и прилег отдохнуть, когда же я очнулся, то понял, что солнце перевалило за полдень, а передо мной стоит рыжеволосая женщина с глазами такими голубыми, словно в них утонул кусочек летнего неба.
– Ну-ка посмотрим, из-за чего это вороны подняли такой шум, – сказала она.
Вот она стоит передо мной и улыбается, подперев руками бедра. Теперь это уже не девочка-лисичка, но кровь лиса дает о себе знать, и я ничуть не сомневаюсь, что эту женщину нельзя назвать совсем домашней. Сейчас ей должно быть сорок два, но выглядит она лет на десять моложе, и что бы я ни говорил самому себе, я прилетел сюда только ради того, чтобы повидаться с ней.
– Как ты поживаешь, Нетти? – спрашиваю я.
– Бывало и лучше. – Она усаживается рядом, и прошлых двадцати пяти лет словно и не было. – Этой ночью я так крепко заснула, что затекла шея.
С ней и сейчас старый кожаный ранец – удивительно, что он так долго сохранился. Нетти открывает его и достает домашнее печенье, завернутое в матерчатую салфетку.
– Не хочешь отведать моего походного пайка? – предлагает она.
– С удовольствием.
Печенье очень вкусное, особенно с чаем, который мы по очереди отхлебываем из фляжки, она носит ее пристегнутой к поясу. Чай подслащен медом из собственных ульев, рассказывает мне Нетти.
– Ты неплохо справилась с трудностями, – говорю я после недолгого молчания. – Я все время слышал о тебе и читал твои книги.
– Зато я о тебе ничего не слышала.
– Да, – соглашаюсь я и пожимаю плечами. – Но я и не делал ничего особенного. Собирал истории и рассказывал их всем, кто соглашался слушать. В энциклопедии рядом с моей фамилией должно стоять только одно определение – свободный, как вольная птица.
– Я бы добавила еще одно: никчемный, – говорит она, но при этом улыбается той же неуверенной улыбкой, как и у ее матери.
Безусловно, я это заслужил. Я не послал ей ни единой весточки за все эти годы. Убеждал себя, что так и надо, что она поймет, может, и не сразу, но со временем, а на самом же деле я просто боялся. Я не хотел, чтобы все повторилось сначала.
– Ничего удивительного, что ты чуть не лишилась рассудка, – начинаю я, но Нетти не дает договорить.
– Я не сумасшедшая, Джек, и никогда ею не была. Ты решил вычеркнуть себя из моей жизни – для моего же блага, я уверена, что ты искренне так считал, но ты никогда не интересовался, что я думаю по этому поводу. Ты никогда не задумывался о моих чувствах.
– Мне кажется, я знаю, что ты чувствовала.
– Что весь мир перевернулся и я влюбилась в тебя по уши в тот самый миг, как только увидела?
– Что-то вроде того. Но это было неправильно. Ты была совсем ребенком.
– А потом? Когда я выросла?
– Я предвидел, что это чувство сулит слишком много горя, – отвечаю я.
Нетти смотрит на меня в упор:
– Кому? О ком ты так заботился? Обо мне или, может быть, о себе?
– О нас обоих, – признаюсь я.
– Ты решил, что у нас все сложится так же, как у моей матери и Рэя? – спрашивает она.
– Откуда ты об этом узнала?
– Кажется, Джолен рассказала, – пожимает она плечами.
– Так, может, теперь ты все поняла?
– Я не понимаю абсолютно ничего, – отвечает Нетти. – Что плохого в том, чтобы наслаждаться тем, что дает нам жизнь? Жизнь коротка, рано или поздно мы все умрем, так почему же не насладиться счастьем, когда оно приходит?
– Люди моего племени не умирают, – говорю я. – По крайней мере, до тех пор, пока кто-то нас не убьет, но и тогда… Я уверен, что некоторые из воронова племени – вроде самого Ворона или девчонок-ворон – останутся до самого последнего дня, когда придет пора задернуть занавес и распрощаться с этим миром.
Нетти молча глядит мне в глаза.
– Как ты думаешь, кто мы такие? – спрашиваю я.
– Не знаю. Может, какие-то духи. Я никогда над этим особенно не задумывалась.
– Большинство из нас живет в этом мире с самых первых дней, – говорю я. – Мы же, принадлежащие к воронову племени, появились еще до того, как возник мир.
– Но… – начинает она, тут же умолкает и просто качает головой.
Нетти устремляет взгляд вдаль, на цветущий луг, и я вижу, что она старается осмыслить только что прозвучавшие слова. Я ложусь на спину и смотрю в небо, такое же голубое, как ее глаза. Слышу, как вдалеке бранятся две вороны. Интересно, это девчонки-вороны прилетели навестить родственников или их кузены разбираются между собой? Совсем рядом с моей рукой сидит сверчок и ни на минуту не прекращает своей песенки. В каком-то из журналов мне попадалась на глаза статья Нетти об этих насекомых. Я припоминаю иллюстрирующие ее очерк картинки, все до одной, и не могу удержаться от улыбки. Она начала рисовать сверчков с первого же дня, когда взяла в руки карандаш.
– На что это похоже? – наконец спрашивает меня Нетти. – Как это – жить вечно?
Я пожимаю плечами:
– Каждый относится к этому по-своему. Девчонки-вороны, например, живут так, словно только что появились на свет, словно они до сих пор живут в Далеком Прошлом. Во времени Дзен. Любой день для них – целая вечность. Многие грачи и сойки пытаются выразить себя в искусстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170