- Не спугни лупоглазого! - накинулся на него разгоряченный Силаев. - С Херсонеса притопал, так здесь грохнется, глаза-то квадратные. Не упускай его, слышишь? - говорил лейтенант финишеру. - Меня на КП ждут.
- Вот же он, товарищ лейтенант, ваш ведомый! - Финишер, "махала", не хотел оставаться один на один с неразумным Гузорой. - В третий раз заходит.
- Выпустил? - громко спрашивал Борис, отлично видя, что шасси ИЛа - в убранном положении.
- Выпустил.
- Что выпустил? Где?
- Щитки выпустил.
- Ракету!.. Еще!.. Конон, маши! Работай! О, господи, стрелок-то у него кто? Видит, командир ополоумел... Ну, дает прикурить Херсонес! Я такого огня вообще не встречал, из каждой палки садят... Ты где пропадал, старшина?
- Недалеко. В Старом Крыму.
- Домой махнул?
- Домой.
- То-то не видать... Дошло-таки до Гузоры, вспомнил про колеса, выпустил. Теперь аэроплан подвесит. Обязательно подвесит. Такой летчик, не одно, так другое... И сколько же ты гостил?
- Не гостил я, Борис Максимович, приехал, уехал. Быстро обернулся. Ни доченьки, ни жены...
- Убили?
- Нету. Ни доченьки, ни жены.
- Повнимательней, Гузора, повнимательней... сел! Сел, не катится. Выдохся. Обессилел... И на том спасибо... И что, никаких следов? Ничего не узнал?
- Товарищ лейтенант, вас на КП зовут...
- Есть на КП!..
Командир полка на ходу "тасовал колоду", меняя составы групп и отбиваясь от требований ненасытного штаба дивизии. "Еще две группы?! Не могу, товарищ полковник!"
- "Почему?" - "Нет самолетов, нет ведущих". - "Что значит - нет!" - "То и значит: нет! У других есть, у меня - нет. Хорошо бы одну собрать". - "Кто поведет?" - Командира полка ловили на слове. "Миннибаев". - "Позывной?" "Стрела-девятъ". - "Давайте Миннибаева!.."
- На сегодня у нас полковой лидер Силаев, - сказал Крупенин. - Больше всех вылетов на Севастополь - у него. Шестнадцать, Силаев?
- Так точно.
- Без единой пробоины?
- Пока...
- Отдыхайте, лейтенант Силаев.
- Слушаю... Одна пробоина отмечена, товарищ командир. Осколок. Как бы в следующий раз немцы поправку не внесли.
- Отдыхайте...
- Слушаю...
- Самолет под номером "семнадцать" даем Гузоре.
- Нельзя, - возразил Силаев.
- Что - нельзя? Херсонес от вас не уйдет.
- Уйдет, не заплачу, а Гузоре "семнадцатую" - нельзя...
- Она как раз Гузоре подходит. Легка, удачлива.
- Товарищ командир, возьмут немцы поправку, я не зря сказал...
- Отставить! - цыкнул на лидера Крупенин. - Что за настроения? Что за Ваганьково?.. Отставить!
- Товарищ командир, машину жалко, - пошел в открытую Борис.
- Машины на потоке, на конвейере, комплект получим... Отдыхать! распорядился командир.
Непривычный для слуха, такой лестный эпитет "лидер" сел Братухе на язык.
- Лидер, просвети, - обратился он к Силаеву. - За этой войной все книжки из головы вон: в прошлом-то веке, в первую оборону, - наши брали Севастополь? Или только обороняли?
- Не брали.
- Сестра Даша, матрос Кошка, да?.. Точно, что не брали?
- Хотя, да, вспомнил. Толстой писал, потом наш, Сергеев-Ценский... И откуда же вступил в город неприятель?
- По-моему, через Сапун-гору...
- Через эту? Которую мы долбим? А кто напишет, как мы входили?
- Сами не забудем. Детям расскажем.
- У кого будут.
- Это правильно.
Собрание переносилось с часу на час, сдвигалось - подстраивались под докладчика Комлева, с утра не вылезавшего из кабины...
Летчики и стрелки, свободные от работы, поджидали капитана возле брезентовой палатки, приспособленной для ночевки техсостава. Таких палаток поднялось несколько, они придают аэродрому бивачный вид... стан русских воинов в степном Крыму.
Разгульный ветер, запахи просохшей земли, бензиновой гари, пороховой окалины. Вернувшиеся с задания и те, кто на очереди, - в куртках, ветер свеж.
Урпалов, терпеливо карауливший капитана, уловил беду на глаз - по строю возвращавшихся ИЛов, - строй растянулся, как гармонь. "Где Комлев?" кинулся он к первому, кто зарулил. "Сбили", - коротко, удручающе просто сказал летчик, быстро проглядывая номера садившихся машин. "Сбили над целью", - добавил он, в лице ни кровинки, губы непослушны. "Казнов?" спросил Урпалов. "И Казнова нет?" - "Нет". - "Блуданул..." - "Казнов?!" "Мессера" откуда-то взялись, я даже не понял. Стрелки отбивались... Петя, живой?" - "Еще не очухался..." - "У тебя хоть что в ленте осталось?" - "Ни одного снаряда..." - "Я говорю, лупили..."
Связной картины, как водится, нет, каждый выдвигает свою версию. "Капитан пошел на цель с разворота, накренился и - бах1" Третий припоминает трассу с "двухсотки", как бы упреждающую пулеметную очередь, направленную куда-то вниз, в дымы, в сумрак лощины, где ни черта не разобрать. "И там же загорелся факел". Это подхватили, стали повторять: да, да, факел. Для большей убедительности, может быть, из желания подкрепить общую надежду, в ход пошли сравнения: "Парашют повис, как одуванчик", и даже: "Хризантема парашюта"...
Ссылка на парашют приподымала настроение.
Дело не так уж безнадежно.
Тем более что летчик - Комлев.
- Меня под Сталинградом три дня ждали, пока добрался, - вспомнил Кузин. - А Кочеткова и вовсе полгода не было, все в голос: сгорел над целью... Придет Митя, куда ему деться.
Урпалов, поколебавшись, решил собрание проводить.
Повестку дня он скорректировал.
Первым пунктом - вопрос о воинской дисциплине (проступок старшины Конон-Рыжего), вторым - о боевых традициях.
- Поскольку докладчик... задерживается, я думаю, по второму пункту выступят товарищи из старослужащих...
Возражений не было.
Он же докладывал о воинской дисциплине.
Его речь на ветру, под солнцем, обещавшем жару, но не гревшим, лица тех, кто слушал, и то, как они слушали, - это тоже было его, Степана, жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81