Как звучала эта народная пословица, которую привел да Кунья: «Италия, это место, где нужно родиться, во Франции надо жить, а здесь – умереть».
Вернувшись домой, я выпил четыре маленькие чашечки кофе прежде, чем немного протрезвел, и прежде, чем кто-нибудь набрался смелости спросить меня, что же полезного я узнал.
– Мне еще не все ясно... – беззаботно ответил я. И даже не мог сказать им, что забыл принести это с собой. – Завтра, – сказал я Джо Макинтошу, – ты и я возвращаемся в Лондон.
Когда я лег спать, перед моими глазами живо стояла большая могила, но еще ярче виделись вырезанные на доске стамеской слова.
Глава 18Печальная песня
Я отправился к да Кунье на следующий день рано утром. Его горничная открыла дверь.
– Доброе утро, – улыбнулась она и подала мне визитную карточку да Куньи с выгравированными буквами. На обороте ее было написано мелким почерком:
"Ваш маленький сверток в полной сохранности. Пожалуйста, окажите мне честь и посетите меня в десять часов вечера, чтобы забрать его. Искренне Ваш Мануэль Гамбета до Росарио да Кунья".
Она протянула руку, чтобы я вернул карточку. Я отдал ее, поблагодарил и направился к машине.
В то утро погружения пришлось отменить. Промозглый ветер ломал гребни волн, и тучи белых брызг обрушивались на большие прибрежные скалы. Мы сидели ничего не делая, пока не зашел Гэрри Кондит, чтобы пригласить нас выпить кофе. Мы отправились.
Стеклянная кофеварка разбрызгивала капли по бело-голубой плите, и Чарли в своих бронзового цвета брючках тореадора сидела, скрестив ноги как некий Будда, окруженная яркими магнитофонными лентами с записями народной музыки и музыки нового мира.
На стенах в живописном беспорядке висели местные яркие полосатые одеяла и фотографии Гэрри Кондита с ружьем под мышкой. На одной из них он попирал ногой головы различных поверженных им крупных четвероногих.
Синглтон и Джо слушали Гэрри Кондита, который излагал краткие сведения о Португалии (Джо жил в Португалии более пятнадцати лет). Джорджо смотрел с балкона на серое море. Слушая записи странных печальных напевов, я рассматривал современные литографии и книги Гэрри Кондита, его эспандер, спортивное семимиллиметровое ружье системы «Маузер» и великолепный четырехкратный цейсовский бинокль в кожаном футляре.
– Мария Тереза де Норонья, самая известная исполнительница народных песен в Португалии, – комментировал Гэрри Кондит. – Это песня о девушке, которая снимает комнату в доме на скалах, откуда она видит, как возвращается с моря ее возлюбленный. Однажды приходит весть о том, что он утонул и никогда больше не вернется. И тогда она поет, обращаясь к старой женщине, хозяйке дома: «Не будешь ли ты брать с меня дешевле, если я буду жить дольше?» – Гэрри Кондит произнес эти слова голосом, полным страсти и печали.
Синглтон как кукла закивал головой, Джорджо даже не оглянулся, но Чарли захлопала в ладоши и улыбнулась, явно думая как ее улыбка выглядит.
– Вы поняли, – спросила Чарли, – что значит «Разве цена не будет меньше, если я буду жить дольше?» Это фраза, которую все время произносят в Лиссабоне туристы. Вы ужасный соблазнитель, мистер Кондит.
Гэрри рассмеялся. Он налил полные чашки кофе, и я, взяв свою, снова отошел к книжным полкам.
На них стояли «Испания и Португалия» Федора, почти все изданные книги Д.Х. Лоуренса, включая олимпийское издание «Леди Чаттерлей» и книгу издательства «Пингвин», в которой излагалась суть процесса, посвященного «Леди Чаттерлей». Там был испанский Новый Завет Кэстлера, путеводитель по собраниям величайших художественных сокровищ мира для детей, «Искусство с 1945 года» и целая коллекция книжек с цветными репродукциями картин современных художников.
Мы с удовольствием пили кофе, как вдруг Синглтон спросил:
– Что же заставило вас переселиться в Европу, мистер Кондит?
– Видите ли, – сказал Гэрри. – Я принимал снотворное, дексамил, чтобы заснуть, и секонал, чтобы прожить день. Здесь я пью шампанское, и, что примечательно, это обходится дешевле! – С этими словами он добавил в кофе португальского коньяка. Джо отказался. – Да. – Он сделал глоток коньяка прежде, чем закупорить бутылку. – Там я тонул в кредитных карточках и лекарствах и беспокоился о том, какой сезон будет в этом году у янки. Как вырваться из всего этого? Я знал, что для американцев за рубежом имеется работа, но я был уже слишком стар для больших корпораций, а для такого безграмотного бездельника, как я, у дядюшки Сэма нет никакой другой работы, кроме той, где надо применять винтовку «М-1». И вот однажды, стоя в вагоне поезда, отправившегося с Центральной станции в пять одиннадцать, и глядя на всех этих бедняг, совершающих регулярные поездки на работу и обратно, я вдруг проникся нестерпимым желанием, чтобы эта дорога, Нью-Хейвен-роуд, многие годы составлявшая часть моей жизни, навсегда выпала из нее, исчезла. Я подумал: что нужно этим узколобым болванам, что я мог бы предложить им в обмен на деньги? – Он оглядел свою аудиторию и налил снова кофе, наслаждаясь паузой прежде, чем ответить на свой вопрос. – Культуру. – Разлив кофе, Гэрри протянул каждому сахарницу. – Ну конечно, это вызвало бы смех у каждого коротко подстриженного пресмыкающегося во Флэтбуше, где я вырос, потому что культура – это не то, куда можно засунуть руки, как в карманы пальто от Аберкромби энд Фитч. Но у меня есть старый дружок по имени Лео Уильямс-Коен будущий беженец, который работал в сомнительном предприятии по выпуску музыкальных произведений и в начале Корейской войны обогатил эту организацию парой патриотических песен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75