На рынке мы ели жареные почки, обертывая их в мягкий хлеб и глотая дым, ходили в кафе пить сладкий чай и прятались в задних комнатах, чтобы выпить пива «Сторк», не оскорбляя чувства правоверных. Осси набрасывал план дома местного стиля, а я делился с ним своими скудными познаниями относительно простейшего радио.
На третий день я нанес визит господину Кнобелю.
Он был не таким веселым хулиганом, как Гэрри Кондит, или мрачным фанатиком, как Ферни Томас. Здесь мы имели дело с умом особого склада, когда невозможно предугадать, какой сюрприз тебя ожидает.
Кнобель (настоящее имя да Куньи) жил в старом городе на улице шириной в пять футов. В белой стене темнела вырубленная дверь. Внутри двора литые железные ворота бросали тени, рисуя картины на горячих плитах. Маленькая желтая птичка где-то высоко на дереве пела коротенькие песенки о том, как бы хорошо улететь из золотой клетки. «Золотая клетка, – подумал я. – Западня для узника, у которого все есть».
Да Кунья сидел на красивом старинном ковре и читал мадридскую газету «Гойя де Лунес». Другие ковры завешивали стены, а за ними сверкали сложными арабскими письменами яркие изразцы. Тут и там лежали кожаные подушки, и через темный дверной проем виднелось в конце коридора едва различимое зеленое патио; изящные листья, когда бриз играл ими под лучами горячего солнца, сверкали как серебряные мечи.
Да Кунья сидел посреди комнаты. Он выглядел иначе – несколько полнее, что ли. Нет, он вовсе не поправился, просто стал другим.
Когда я встречался с ним раньше, он старался выглядеть как стройный аскетичный португальский аристократ. Теперь же перестал притворяться.
– "Расследование" – говорится в вашем письме. – Его голос был громким и уверенным. – Расследование чего?
– Дела о производстве наркотиков в Албуфейре, – спокойно уточнил я.
Он хрипло рассмеялся, продемонстрировав множество золотых зубов.
– Вот оно что! – Его глаза двигались за толстыми стеклами как пузырьки в шампанском.
– Я собираюсь привлечь вас к ответственности за это.
– Ты не посмеешь.
Наступила моя очередь рассмеяться.
– Это звучит как громкое последнее слово.
Он пожал плечами.
– Я знаю, что меня невозможно с этим связать.
Через плечо да Куньи я смотрел за окно в патио. Желтая птичка пела. Над краем плоской крыши появилась нога. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону в поисках опоры.
– Я же помогал вам. Сказал ВНВ, чтобы они связались с вами. Дал вам штемпель для изготовления соверенов. Я же дал его вам!
– По совету Смита? – спросил я.
Да Кунья поежился.
– Этот дурак только все испортил. Он никогда не давал мне действовать самостоятельно, вечно вмешивался.
– Вы правы, – согласился я. – Не сочтете за дерзость, если я попрошу у вас чашку кофе?
Я просто очень люблю кофе.
Да Кунья немедленно распорядился подать кофе.
– У меня здесь очень могущественные друзья, – предупредил он.
– Вы имеет в виду Бея? – спросил я.
Мальчик-слуга внес большую медную чашу и украшенный орнаментом кувшин. Он поставил чашу у моих ног и стал поливать воду мне на руки – мусульманский обычай омовения перед трапезой. Чтобы слуга не обернулся слишком быстро к да Кунье, я медленно и тщательно вымыл руки. Фигура, которую я видел на крыше, теперь повисла на карнизе, держась за него обеими руками.
– Бей приходил ко мне несколько дней тому назад. – Я старался не глядеть в окно. Ноги приблизились на несколько дюймов. – Но я сообщил ему, что работаю по поручению Всемирной организации здравоохранения. Очень немногие правительства будут препятствовать деятельности этой организации.
Ноги поискали и наконец нашли решетку окна.
– Да? – Да Кунья поднял на меня глаза.
Огромная, сохранившаяся со времени войны куртка трепыхалась на ветру.
– Да, – повторил я. Как они могли не увидеть Осси?
– Здоровье – это очень важно. – Да Кунья улыбнулся.
Я закончил мытье рук в тот момент, когда Осси исчез. Мальчик перешел с медной чашей к хозяину.
– Вы очень умный человек, – польстил я да Кунье, – и не могли не знать, что происходит в Албуфейре. – Да Кунья кивнул. – Что вы думаете о Гэрри Кондите и Фернандесе Томасе?
Да Кунья отцепил золотую цепочку очков от своего уха и извлек их из своих бесцветных волос.
– Гэрри Кондит. Это – каламбур. «Кондуит» означает на вашем языке слово «канал», не так ли? – Я кивнул. – Хитрый, несколько переоценивающий себя в физическом смысле. Природный шарм в несколько нагловатой естественной манере.
– Его бизнес?
– Занимался им весьма аккуратно, – сразу ответил да Кунья. Потом, помолчав, добавил: – Он подчинялся основным правилам, которые, как мне думается, приняты в мире наркобизнеса.
– Правда? – Я сделал вид, что удивлен. – А что это за правила?
– Страны ведут двуличную игру в отношении наркотиков, – сказал он. – Незначительные полицейские силы арестовывают покупателей наркотиков и тех, кто вывозит их из страны. Правила гласят: никогда не продавай в той стране, где купил, никогда не перерабатывай в той стране, где продаешь, и никогда не продавай в стране, гражданином которой ты являешься.
– А его личные качества?
– Он прокисший идеалист, – поморщился да Кунья. – Быть идеалистом, значит, родиться не в Америке. Люди, подобные Кондиту, проходят по жизни, действуя как преступники, но при этом внушают себе, что их преследуют за их идеалы.
– Ну, а Томас?
Да Кунья улыбнулся.
– У меня искушение сказать, что люди, подобные Томасу, проходят по жизни, поступая как идеалисты, но оказываются преследуемыми как преступники. Но это не совсем правда. Томас являлся одной из единиц силы нации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75