Я не преследую вас и не заинтересован делать что-то помимо моей работы. Но хочу, чтобы вы запомнили: я несу ответственность за это расследование, не мой босс и никто другой в департаменте. Я буду нести ответственность за то, что произойдет с вами – плохое или хорошее. Теперь звоните и вызывайте Лейкера. Я ухожу прежде, чем меня стошнит на ваш роскошный казанский ковер.
Глава 39В кабинете
Когда во вторник утром я приехал на Шарлотт-стрит, Элис сидела за пультом, попивая кофе и изучая выкройки для вязания. Увидев меня, она поманила пальцем, и я пошел за ней в кабинет, который недавно предоставил ей Доулиш. Он был до потолка забит директивными бумагами, официальными газетами, справочниками «Кто есть кто» и ящичками картотек с вырезками. Она села за маленький столик, который использовала в качестве письменного. Я помог ей убрать двухфунтовый пакет сахара, электрический чайник, два перевязанных шнурком и запечатанных пакета с секретными бумагами и банку из-под растворимого кофе с дыркой наверху, куда посетители конторы опускали деньги – свой взнос на покупку чая. Она перевернула страницу подшивки.
– Ты пил кофе? – спросила Элис.
– Да, – ответил я.
– "Алфоррека" продолжается, – сообщила Элис, – официально. Сверху пришло распоряжение.
– О, хорошо, – сказал я.
– Не пытайся обдурить меня своим «О, хорошо». Я знаю, чем ты занимался.
– Закуришь? – спросил я и предложил ей сигарету «Голуаз».
– Нет, – восстала Элис, – и не хочу, чтобы ты тоже распускал в этой комнате отвратительный дым.
– О'кей, Элис, – кивнул я и убрал сигареты в карман.
– От этого французского табака запах остается на несколько дней, – поморщилась Элис.
– Да, – согласился я, – действительно.
– Вот и все, – улыбнулась она.
Казалось странным, что Элис пригласила меня в свой кабинет впервые только для того, чтобы сообщить эту новость. Я поднялся. Она произнесла:
– Постарайся сделать несколько удивленный вид, когда Доулиш сообщит тебе об этом. Бедняга не знает тебя так, как я.
– Спасибо, Элис.
– Не благодари меня. Я просто хочу, чтобы он сохранил свои возвышенные иллюзии, вот и все.
– Да, но все равно спасибо.
Я повернулся, чтобы уйти, но Элис снова окликнула меня.
– Еще одно дело. Дженнифер, – сказала она.
– Дженнифер? – повторил я тупо, мысленно перебирая все известные мне кодовые имена.
– Дженнифер из кассового отдела; она выходит замуж.
Я не испытал ни чувства вины, ни ревности.
– Я даже не знаю, о ком ты говоришь, – уставился я на нее.
– Мы включили тебя в список. С тебя два фунта, – раздраженно произнесла Элис, – на подарок.
В офисе я увидел Джин, которая все же начесала волосы, тридцать писем, ожидавших подписи, и массу вырезок, с которыми надо было ознакомиться: американский государственный департамент, отчеты отдела контрразведки и обороны, а также розовые листы писчей бумаги с переводами из «Ред флэг», «Пиплз дейли» и информационных материалов МВД. Я сложил всю пачку в портфель.
Опасность, что пойдет снег, все еще сохранялась, и тяжелые серые облака висели на небе как фальшивый потолок. Контролеры облизывали свои карандаши, а полицейские с большими связками ключей отпирали дверцы машин, которые перестаивали время парковки, и оставляли на ветровом стекле уведомление о штрафе.
Я заглянул в офис Доулиша. Он вбивал в стену гвоздики.
– Привет, что ты скажешь об этом? – спросил он, показав на репродукцию в раме, изображавшую «Железного герцога» на толстом коне, одной рукой приподнимавшего в приветствии шляпу и другой рукой размахивавшего мечом.
Под изображением, на изящной медной табличке, было начертано:
«Надо пережить все ужасы войны и хитросплетения мирских дел, только тогда поймете: вы не знаете, что причиняете своими действиями».
– Очень красиво, – сказал я.
– Подарок от сына. Он очень любит цитировать Веллингтона. Каждый год в годовщину битвы при Ватерлоо мы устраиваем небольшой прием, и у всех гостей должны быть наготове анекдот или цитата.
– Да, я делаю то же самое: произношу цитату, когда натягиваю мои веллингтоновские сапоги.
Доулиш посмотрел на меня прищурившись. Чтобы снять напряжение, я предложил ему сигарету.
– Ты собираешься продолжать операцию «Алфоррека»?
– Хочу выяснить, почему Смит послал Гэрри Кондиту лабораторного оборудования на семь тысяч фунтов в захолустье Португалии.
– Ты считаешь, что это даст всему объяснение? – спросил Доулиш.
Он стукнул молотком по руке.
– Не знаю, – ответил я, – может, смогу рассказать вам кое-что после того, как поговорю с человеком, который обследовал контейнер. Я считаю, что взрывчатку заложили в мою машину скорее для уничтожения контейнера, чем для того, чтобы убить водителя.
Доулиш кивнул.
– Удачной тебе поездки в Кардифф, – бросил он, продолжая вбивать гвозди.
– Не ударьте себя по пальцу и не уроните молоток на ногу.
Он снова кивнул и продолжал колотить молотком.
* * *
В тот момент, когда поезд прополз мимо Паддингтона, я склонился над залитой подливками скатертью. Закопченные домишки стояли, прижавшись друг к другу тесно, как клавиатура концертино. Серое белье развевалось на ветру. За Ледброук-Гроув маленькие садики задыхались от подпиравших их груд строительного мусора, искореженное железо и ржавая проволока напоминали о разрушенных зданиях.
– Суп, – произнес официант и поставил передо мной чашку с отбитыми краями.
Девица, сидевшая через проход, разрисовывала лицо с помощью косметики в три основные цвета. Я написал в кроссворде слово «севрюга». В результате двадцать три по вертикали получалось «мате». Ключ для два по горизонтали был «простое решение» – «систрум».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75