Раздался щелчок, и Аугусто осветило отраженным светом, когда Томас направил луч большого прожектора на волны.
Серебро дождя и капельки брызг ударили по светящемуся нимбу вокруг головы Аугусто. Лодка натолкнулась на мертвую зыбь, и на палубу хлынул поток воды.
Маленький приемник разогрелся и начал издавать писк на высокой ноте, как плохо отрегулированный телевизор. Томас появился снова; он держал руки на приемнике.
– Двести сорок пять градусов! – прокричал он сквозь шум.
Я почувствовал, как лодка завибрировала и прибавила скорость. Через некоторое время скорость выровнялась. Рука Томаса попала в поле моего зрения, и я увидел, что он регулирует радиоприемник. Поступавший сигнал усилился.
– Двести пятьдесят градусов, – уточнил Томас.
В своем возбуждении он перешел на португальский, на португальскую ругань, требуя, чтобы Аугусто прибавил ход. Аугусто ответил, что он выжимает максимум возможного, и в доказательство нажимал на рычаг газа своими детскими руками.
Внезапно из радиоприемника появился звук, напоминающий мотив «Полета шмеля», исполняемого в ускоренном темпе на флейте. Томас резко поставил приемник и исчез из моего поля зрения. Голова Аугусто на мгновение осветилась лунным лучом и в следующие мгновения снова стала темным силуэтом на фоне ярко вздымающейся волны.
Томас прочесывал океан в поисках чего-то, среди ревущей стихии. Он искал металлический контейнер.
Звуки флейты, передававшие с большой скоростью сигналы Морзе, прекратились, и вместо них снова стал звучать ровный свист. Затем раздался треск, и некоторое время я не мог понять, откуда он исходит. Трудно было представить себе, что бывший английский офицер-моряк хлещет себя по лицу в припадке неистового гнева и возбуждения.
– Опоздали! – кричал он, обращаясь к Аугусто. – Опоздали! Опоздали! Опоздали! Он снова опустился на дно!
Ферни вырвал руль у Аугусто и злобно повернул его. Лодка накренилась, лишившись на некоторое время управления, лопасти завертелись, пытаясь удержать ее на плаву, палуба перекосилась и нагнулась к воде.
Для моего появления этот момент был крайне неудачным. Я упал вперед, вытянувшись на палубе, а мои колени оставались зажатыми в рундуке. Я ударился лицом о койку у правого борта, моя рука подвернулась, и я услыхал, как мой «смит-и-вессон» выскользнул и с грохотом свалился в салон.
– Выровняй! – услышал я крик Ферни, и палуба выровнялась.
– Вставай! – скомандовал он.
Все выглядело как в школьном рассказе о пиратах. Я не очень хотел подниматься на ноги, ожидая, что меня нокаутируют. С другой стороны, если я буду продолжать лежать, то могу получить удар в зубы.
– Я не собираюсь драться с тобой, Ферни, – вяло произнес я.
– А я собираюсь тебя убить, – ответил он не как убийца, а как префект, приговаривающий кого-то к порке.
– Ты совершаешь ошибку, – предупредил я, но это прозвучало беспомощно и бесполезно.
Если человек запутан в противозаконном деле так глубоко, как Ферни, в нем собирается воедино презрение и горечь, гнев, месть, и все это вскипает как лава, выливаясь в готовность совершить насилие.
Аугусто держал лодку ровно. Он слегка отодвинулся. Ферни смотрел на меня через мостик. Он медленно приближался, удерживая равновесие. Глаза его смотрели прямо в мои, оценивая меня и стараясь угадать, что я предприму. Мы находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, когда он начал поднимать свои руки медленно, несколько выше груди. Я подметил очень незначительный поворот его плеч. Это показало мне, что нужно делать.
Боксеры, прежде чем нанести удар, принимают определенную стойку, выставляя слегка вперед одну руку и одну ногу. Борцы дзюдо стоят ровно. Ферни оказался боксером-левшой.
Морская волна перекрыла лодку, попала в луч света и превратила палубу в скользкий каток. Я высвободил левую руку и выставил ее вперед для защиты, прикрывая грудь от его твердого как камень приближающегося правого кулака.
По его глазам я понял, что он ждет моего нападения, и решил коротко ударить меня слева. Мое тело было неприкрыто. Пальцы мои сомкнулись на его запястье, которое приблизилось ко мне, а левой ногой я ударил его по колену. Ферни схватил мое выдвинутое вперед левое колено, чтобы опрокинуть меня на пол. Он выбрал правильный контрвыпад, но действовал медленно, слишком медленно. Еще до того, как я потянул его за рукав налево чуть больше, чем на дюйм, он потерял равновесие. Человек, потерявший равновесие, не думает ни о чем, кроме того, как его восстановить; он утрачивает агрессивность. Ферни начал падать. Моя левая рука потащила его и продолжала тащить, а я повернулся, чтобы поднять правую руку. Мне удалось завершить поворот, и правая рука захватила его руку. Я услышал около своего уха резкий вдох. Аугусто повернул к нам лицо. Его глаза расширились как сигнальные огни.
Даже в такой момент Ферни не позволил боли руководить им. Он нанес удар. Радиоприемник медленно проехал по палубе и тихо соскользнул за борт. Мелькнула вспышка, когда кабель от батареек замкнулся, и раздался стук, когда приемник ударился о борт. При меньшей скорости приемник, может быть, удалось бы еще выловить за конец, когда мы втягивали кабель.
Он был крепкий орешек, этот Ферни. Он отлетел и сел на пол, потирая руку, которую я почти что сломал, и сказал:
– Знаешь, я мог бы просто вышвырнуть тебя за борт, и никто не стал бы задавать никаких вопросов.
– Конечно. Но есть шанс, что, пока ты будешь пытаться сделать это, я сверну тебе шею.
– Электрический кабель обмотался вокруг винта, – сообщил Аугусто.
Я столкнул Ферни вниз в каюту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75