Но что-то подсказывает мне, что она может затянуться. Такое ощущение.— Тебе светит повышение?— Вряд ли... Скорее всего, это только командировка.— Вернешься?— Постараюсь.— Можешь и не вернуться?— Чего не бывает в нашей жизни, полной волчьих ям, медвежьих углов, лисьих нор...— Ну, что ж... — Вика поднялась.— Подожди. Сядь, — в голосе Пафнутьева впервые в это утро прозвучала твердость. — Я не все сказал... Есть еще кое-что...— Слушаю. — Вика остановилась, но не присела, осталась стоять в дверях.— Сегодня ты уезжаешь. С Наташкой.— Куда? Зачем? Почему?— Вам опасно здесь оставаться.— Никуда я не поеду.— Поедешь, — и Пафнутьев снова опустил нос в чашку.Вика села. Взяла пафнутьевскую чашку с чаем, сделала несколько глотков, придвинула чашку Пафнутьеву.— Говори, Паша, — сказала она.— У тебя есть три часа на сборы. В двенадцать подъедет Худолей и отвезет вас в деревню. К своей тетке.— Я ее не знаю! В глаза не видела!— Это главное ее достоинство, — невозмутимо произнес Пафнутьев. — В любом другом месте тебя могут найти, а вот у худолеевской тетки тебя не найдет никто и никогда. О том, что ты у нее, будут знать три человека. Ты, я и Худолей.— И тетка, — добавила Вика.— Да, конечно, тетка тоже будет догадываться, что ты с дитем живешь у нее. Условия там приличные, отдельная комната, окно в сад, колодец во дворе, картошка в огороде. Но никто, слушай внимательно, ни близкие подруги, ни дальние родственники не должны знать, где ты.— Но я должна как-то объяснить людям...— Ты думаешь, им это нужно?— Кому?— Людям, о которых ты так беспокоишься. Скажи всем, что поехала в Крым. Или лучше на Азовское море. С малыми детьми люди обычно едут именно на Азовское море. На Арабатскую стрелку. Там море чистое, дно пологое, правда, не песок, а ракушечник. Там совершенно потрясающий ракушечник.— Может, мне в самом деле поехать на Арабатскую стрелку?— Худолей не знает туда дороги. Он отвезет тебя к своей тетке. Зовут ее Варвара Семеновна. Можешь не записывать, она сама тебе напомнит. О деньгах не думай, мы с Худолеем уже все решили. Еще раз повторяю — ни близким подругам, ни дальним родственникам, ни соседям.— Все так серьезно?— Да, — кивнул Пафнутьев и еще раз повторил: — Да.Худолей подъехал ровно к двенадцати. Увидев его машину во дворе, Пафнутьев взял две большие челночные сумки в голубую клетку, быстро сбежал с ними по лестнице, бросил в уже раскрытый задний багажник, захлопнул крышку, и машина тут же отъехала. Пафнутьев, не медля, поднялся на свой этаж и вошел в квартиру, плотно захлопнув за собой дверь.На все про все ушла ровно одна минута. Какие вещи, кто увез, в какую сторону — вряд ли кто обратил внимание на задрипанный «жигуленок» невнятного серого цвета, который простоял у подъезда не более минуты.Еще через полчаса медленно и церемонно Пафнутьев спустил вниз детскую коляску, потом так же неторопливо спустилась Вика с ребенком на руках, вместе с мужем аккуратно уложила младенца в коляску, легко махнула ручкой, как бы ненадолго прощаясь, и покатила коляску на мягком резиновом ходу вдоль дома, свернула за угол, двинулась к скверу, давая ребенку возможность подышать свежим воздухом, выспаться, да и сама, видимо, была не прочь отвлечься от бесконечных домашних забот.В конце сквера ее ждал серый задрипанный «жигуленок». Она, не раздумывая, села на заднее сиденье вместе с ребенком — дверь была уже распахнута, Худолей, быстро сложив коляску, забросил ее на верхний багажник, пристегнул уже приготовленной резинкой и тут же тронул машину с места.Через три часа они были уже далеко, в маленькой деревеньке у деревянного дома. Худолеевская тетка Варвара Семеновна радостно всплескивала ладошками, улыбалась, суетливо открывала прозрачные ворота из некрашеного, выгоревшего на солнце штакетника.А в это самое время в опустевшей и гулкой квартире Пафнутьева раздался телефонный звонок.Звонил Халандовский.— Здравствуй, Паша! Это я! — сказал он бодро, но невесело.— О! — заорал Пафнутьев. — Сколько лет, сколько зим!— У тебя все в порядке?— Вроде как бы ничего... А что?— Звонил Лубовский.— Ишь ты! Соскучился?— Кланялся, приветы передавал.— Спасибо. Если еще позвонит, скажи ему, пожалуйста, что я постоянно о нем помню.— Именно так ему и сказал.— А чего хотел?— Спрашивал, не нужно ли тебе чего... Поначалу в большом городе, может быть, тебе будет неуютно... Он готов помочь. Квартира, машина с водителем, другие услуги, более интимного свойства... Я пообещал все тебе передать.— Еще будет звонить?— Скорее всего. Ведь я должен сообщить ему твой ответ.— Так, — крякнул Пафнутьев. — Знаешь, Аркаша, он делает ошибку. Так нельзя. Это плохо.— Я тоже так подумал.— Ты оказался в сложном положении?— А знаешь, нет. Пока я не чувствую холодного сквозняка за спиной, пока я в порядке. Что твои?— Все хорошо. — Даже Халандовскому Пафнутьев не стал сообщать никаких подробностей — куда уехала Вика, уехала ли с Наташкой.Халандовский все понял.— Ну что ж, Паша, это правильно. Знания рождают скорбь. Давно сказано и очень правильно. Что передать нашему другу?— Скажи, что я чрезвычайно благодарен ему за внимание, что я ценю его участие в моих проблемах. Но ничего внятного ответить пока не могу, поскольку себе не принадлежу. Человек я служивый и должен соблюдать порядок — явиться, отметиться, представиться, определиться... Ну, и так далее. Кстати, а ты не спросил, откуда он звонил?— Из Монако.— Чего это его занесло туда?— Путешествует, — глубокомысленно произнес Халандовский.— Это хорошо, — одобрил Пафнутьев. — Путешествия расширяют кругозор.— Ты знаешь, где будешь жить в Москве?— Нет.— Это хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88