Вместо того чтобы отойти, Честити невольно протянула руку и пощупала лоб пастора. Он дернулся назад, но было поздно — она успела почувствовать жар.— Да у вас лихорадка! — охнула девушка.Необыкновенной голубизны глаза холодно буравили ее.— Нет у меня никакой лихорадки.— Нет, есть, — возразила она с не меньшей твердостью.Голубые глаза превратились в колючие льдинки.— Убирайтесь.Честити не поверила своим ушам. Растерянно заморгав, она поправила свои маленькие очки в проволочной оправе.— Прошу прощения…— Убирайтесь! — прорычал он.Девушка вздрогнула, но не двинулась с места. Пастор скрипнул зубами и прижал к виску дрожащую руку.— Вам больно? — спросила она, не в силах молчать.— Это вас не касается, черт возьми!— Сэр, как вы разговариваете? Священнослужителю не положено так ругаться.— Послушайте… — взгляд его стал угрожающим, — как я разговариваю, это мое личное дело. Оставьте меня в покое!Честити застыла.— Я только хотела помочь.— Мне не нужна ваша помощь.— Вам нужен врач.— Нет, не нужен.— Нет, нужен! Вы должны показаться врачу на ближайшей станции. — Девушка взглянула на уголок билета, который торчал из кармана его сюртука. Седейлия. Она встревожилась. — Неужели вы собрались ехать до самой Седейлии? Мы будем там только вечером, а вам нужен врач немедленно.Пылающее лицо пастора перекосилось.— Да кто вы вообще такая?— Меня зовут Чес…— Честити Лоуренс. Я это слышал. Но кто вы?Вопрос поставил ее в тупик, но она быстро взяла себя в руки, заметив, как напряглось его лицо.— Вам больно, — заявила девушка.Молчание.Он вдруг побледнел.— И еще вас тошнит, правда?Пастор не ответил, только болезненно прищурил глаза.— И голова у вас болит.В его лихорадочном взгляде появился злобный блеск.Девушка внимательно оглядела его мощные плечи, занимавшие всю ширину спинки сиденья, и мускулы груди, рельефно проступавшие под темным сюртуком. Подняв голову, она наткнулась на тот же холодный взгляд, и по спине ее пробежала легкая дрожь. Только теперь она заметила, что пастор вовсе не дряхлый старик, как ей показалось сначала. Да, он хромал и сутулился, когда заходил в вагон, но, очевидно, у него что-то случилось с ногой, и он был сильно болен, хоть и не понимал всей серьезности своего состояния.— Вы больны, — мягко сказала она, — вам нужна помощь.— Послушайте… — тихо прорычал пастор, — если я и болен, вам-то что? Отстаньте от меня! Убирайтесь к черту!Она решила не спорить.— Ладно, пускай это не мое дело, но в этой части вагона попрохладней, так что, если вы не возражаете, я сяду здесь. Можете спать, если хотите. Я не буду вам мешать. — Он молчал, все сильнее сдвигая брови, а Честити не унималась: — Но, может, вы хотя бы скажете мне, как вас зовут?— Кажется, вы говорили, что не будете мне мешать.Бедняга, ему было совсем плохо.Спустя несколько часов она поднесла к губам пастора фляжку с водой, умоляя его попить. Прошел долгий день пути, во время которого поезд часто тормозил, останавливался. Наступила ночь. Состояние пастора резко ухудшилось. Он начал бредить, бормотал что-то бессвязное, но последние остатки сознания заставляли его твердить, что он не сойдет с поезда, пока не приедет в Седейлию.Честити оглядела темный вагон, тщетно пытаясь отыскать хоть одно доброжелательное лицо, хоть один участливый взгляд или слово поддержки. Ее охватило отчаяние. Она заметила, что плачет, только когда чья-то нежная рука смахнула слезинку с ее щеки. Испуганно обернувшись, девушка с удивлением увидела, что пастор очнулся и наклоняется к ней.— Не надо плакать, милая, прошу тебя! — встревоженно прошептал он и провел мозолистыми пальцами по ее подбородку.Она сидела, не в силах вымолвить слова, чувствуя странное волнение в груди. Приблизив губы к ее губам, пастор прохрипел:— Ты прекрасна, даже когда плачешь, Дженни.Это «Дженни» поразило Честити.На миг священник застыл от боли и вдруг пылко проговорил:— Я так по тебе скучал! Мы больше никогда не будем расставаться, обещаю. Ты всегда будешь…— Седейлия! Следующая остановка — Седейлия! — раздался крик проводника.Пастор вздрогнул и огляделся. Его растерянные глаза на мгновение задержались на девушке, он хотел что-то сказать, но тут раздался громкий скрип тормозов и в темноте за окном появился тускло освещенный перрон. Честити напряженно следила за пастором. Пошатываясь, он поднялся на ноги, потянулся за шляпой и сумкой, висевшими на крючке у него над головой, и неожиданно покачнулся.Проводник схватил его за руку.— Вы сможете выйти, преподобный отец?— Смогу.Честити сидела на краю своего сиденья и с тревогой следила, как оба мужчины спускаются по двум ступенькам на платформу. Она затаила дыхание, когда проводник отпустил руку пастора. Тот, сильно хромая, пошел, и девушка опять задышала.— Все по местам!Вслед за знакомым криком раздался оглушительный свисток паровоза, а она почему-то никак не могла оторвать глаз от пастора, медленно ковылявшего по перрону.— Следующая остановка — Канзас-Сити!Поезд рывком подался вперед, и в этот момент пастор оступился. Честити вскочила с места. Священник качнулся, схватился рукой за деревянный столб и начал медленно оседать на колени. Девушка бросилась к двери и выпрыгнула на платформу.Она подбежала к сгорбленному пастору и подставила ему под руку свое плечо, чтобы он мог опереться и встать. Он посмотрел на нее тусклым взглядом. В этот момент поезд, издав еще один оглушительный свисток, отошел от станции.Девушка обернулась на звук.— Подождите! — закричала она вслед уходящему составу. — Мой чемодан!Пастор повис у нее на руке. Охваченная гневом и отчаянием, она подняла на него глаза и резко сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75