Через несколько дней по возвращении в Оукли молва донесла до них весть о том, что шериф Таунсенд вернулся к работе. Рана еще напоминала о себе, но в целом он чувствовал себя неплохо. Что касается Марздена, то ему повезло меньше: его рана продолжала гноиться, жар не удалось сбить, и он продолжал балансировать между жизнью и смертью. Густав Фридрих делил камеру вместе со своими подручными, ожидая суда. Олни Хайд также оставался за решеткой, однако имевшиеся сейчас у него на банковском счете десять тысяч долларов придавали ему уверенности в будущем. Он мог провести пару лет в тюрьме за покушение на жизнь Джеффри Бирмингема, тогда как Фридриха скорее всего ждала виселица за убийства, которые были совершены по его наущению. Олни тоже был их соучастником, но, разумеется, не собирался никому рассказывать о тех грабителях, которых ему пришлось убрать, спасая жизнь хозяину, а свидетелей, кроме Фридриха, не осталось. Он справедливо рассчитывал на то, что ему зачтется чистосердечное признание, и собирался выложить на суде все, что знал о тайных операциях бывшего хозяина.
Молодожены Фаррел и Элизабет приезжали навестить Рейлин и Джеффри в Оукли. Там же они сделали Рейлин деловое предложение: она в свободное время будет делать эскизы, а за это, после того как родит, Фаррел обещал одевать ее с ног до головы в свои наряды: так он не только приобретал прекрасные эскизы для новых проектов, но и модель для их демонстрации. Джеффри позволил жене самой принять решение, лишь вскользь заметив, что он не будет против, если она сэкономит ему деньги. Рейлин с восторгом приняла предложение: эта работа нравилась ей, как никакая другая; таким образом, будучи вполне счастлива в личной жизни, она сможет еще и заниматься любимым делом.
Как-то вечером, после ужина в узком семейном кругу, когда Рейлин и Джеффри сидели в гостиной, наслаждаясь чаем и тихой беседой, Кингстон, войдя, объявил, что у ворот Оукли появилось несколько повозок с цыганами.
— Они спрашивают, можно ли им остановиться на вашей земле: несколько цыганят отравились ядовитыми ягодами, и они боятся, что детям станет хуже.
— Можно их пустить, Джеффри? — робко спросила Рейлин, беря мужа за руку.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы пустить их при условии, что они останутся здесь только на одну ночь.
Взяв мужа под руку, Рейлин потерлась щекой о его плечо.
— Тогда пойдем на воздух, там мы сможем послушать их музыку.
Рука об руку они вышли на веранду, где Кингстон уже ждал их, захватив шаль для госпожи. Джеффри накинул шаль на плечи жены и, поддавшись искушению, покрепче обнял ее. На лужайке перед домом уже собрались музыканты со скрипками, флейтами и гитарами.
Первые же звуки скрипки заставили Рейлин и Джеффри забыть обо всем, и, отдавшись упоительной мелодии, они закружились в вальсе.
Звезды сверкали среди листвы и ветвей вековых дубов, в воздухе стояли ароматы осени, запахи, вызывавшие желания, противостоять которым смертный не в силах. Супруги были счастливы, довольны жизнью и чувствовали себя одним целым.
— Боже мой, Джеффри, ты вскружил мне голову, — чуть задыхаясь, с улыбкой призналась Рейлин. — Не помню, чтобы я ощущала что-то подобное с тех пор, как мне исполнилось три года.
— А что же было с тобой тогда?
— Не могу припомнить всех деталей, но я гуляла в саду с кошкой и куклами. Потом начался дождь. У нас в Англии редко случаются ливни, только нежный моросящий дождик — наверное, по этой причине у нас такие зеленые и красивые сады. — Рейлин засмеялась и тряхнула головой. — Иногда мне кажется, что все это мне приснилось.
Рейлин заметила, как сверкнули глаза Джеффри, но, быть может, то был лишь отсвет от фонаря.
— У моего дяди в Лондоне был дом с садом, и подростком я приезжал к нему погостить. Помню, меня очень удивило то обстоятельство, что в Англии все время холодно, даже летом, и дождь идет почти каждый день.
— Это верно, — согласилась Рейлин, — но отчего-то последнее время мне все снится и снится этот дождь. Как будто я снова маленькая девочка и гуляю в саду…
— Как все это странно, любовь моя, — заметил Джеффри.
— Но почему? Всякое может присниться.
— Верно, однако твой сон кажется мне… знакомым. — Джеффри напряженно сдвинул брови, стараясь что-то припомнить. — В последнее время мне тоже снится Лондон.
— Он произвел на тебя такое большое впечатление? — решила подразнить его Рейлин.
— Да, мне нравилось в Лондоне. У моего дяди был сад, по которому тосковала моя мать. Она даже привезла кое-какие растения в Хартейвен, чтобы они напоминали о доме.
— И у нас был сад, там я больше всего любила играть. А еще там случались самые захватывающие приключения, и один раз я встретила своего очарованного принца, — со странной улыбкой призналась Рейлин.
— Мне следует воспылать к нему ревностью или этот принц был всего лишь галантным бельчонком? — шутливо спросил Джеффри.
— У тебя есть повод для ревности, — парировала Рейлин. — Я в него влюбилась.
— Так расскажи мне об этом повесе, который украл сердце моей возлюбленной. Он был так же хорош, как я?
— Настоящий принц, и обликом, и манерами.
— И что же в нем ты полюбила больше всего?
Рейлин коснулась ладонью щеки мужа и, нежно погладив ее, сказала:
— У него были черные волосы. Да, очень темные. Наш сад и соседский разделяла стена с железными воротами. Однажды я пробралась за ворота — по-моему, искала кота, и помню, что немного испугалась, когда этот человек поднял меня в воздух и посадил на плечо. Плечи у него были очень широкие, как мне помнится. И еще: тогда пошел дождь.
Джеффри как-то странно посмотрел на нее, и Рейлин поспешила заверить его в том, что на самом деле ее гость из прошлого не мог считаться настоящим очарованным принцем, потому что был для этого слишком молод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115