Не отбили?
- Вроде нет.
- Тогда ничего. Нашему брату по молодости достается. На меня как жинка зарыпит, я ей всегда говорю: сколько я за тебя, пока ухажером был, чубуков принял, тебе за жизнь не рассчитаться.
Степан сегодня был выбрит. И потому еще более веснушчат. Светло белели стриженные затылок и виски.
- Я в отгуле, - сказал он. - Рождение вчера праздновал. Еще в субботу сказал, что понедельник отгуляю. Подлечусь. Чего на похмелье выходить?! Тут тебе жинка вареников прислала, - развязал он объемистый белый мешок. - Я их у полотенчик замотал, чтоб горячие были. Поешь. Я как по общагам жил, помню. Тушенка да тушенка, да каша-концентрат. А это с вишни вареники. У прошлом году в отпуске закрутили. Боле сотни банок. Контейнер брали, сюда везли.
Он размотал полотенце и поставил перед Андреем кастрюльку.
- Огурчики... Тоже своя закрутка. А вот тут, - шепнул он заговорщицки, - самогоночка, - и, отвернув полу пиджака, показал горлышко бутылки. - Жинка моя слова не сказала. Говорю, Андрюшку какие-то гады побили, треба подлечить. Хороший парнишка, студент, уместе работаем. Она слова не сказала, сразу налила, вареников наложила.
- Да мне же нельзя, Степан, - улыбнулся Андрей. - Сухой же закон.
- У болезни можно, - убежденно сказал Степан. - У болезни даже врачи советуют. И никто не може запретить. Нет такого закону.
- Нет, Степан, я тебе честно говорю, не уговаривай зря. Лучше за мое здоровье сам выпей.
Степан рассмеялся удовлетворенно.
- Я так и располагал. Она мне наливае, жинка-то, малую стакашку. А я сам себе кумекаю: жмись, жмись, Андрюшка-то пить не буде. У них закон такой. Я и опохмелюсь. А тебе я у магазине соку купил. Наш, хохлячий сок, - вынул он из мешка литровую банку. - Видишь, по-нашему написано: сик яблучни. Сладкий. Я за твое здоровье самогоночки...
Степан сидел долго. Он понемногу пьянел и начал говорить туманно, загадочно:
- От, може; и знаю, кто тебя побил. А може, и не знаю. Здесь такое дело. Скажешь на человека, а, може, это не он. Человек пострадае...
Степан, видимо, ждал, что Андрей его выпытывать начнет. Но так и не дождавшись, поманил пальцем: мол, подвинься ближе.
- Они на рождении у меня были...
- Кто они?
- Ну, ребятки вот эти... А може, и не они. Хорошо выпили, посидели. Сашка с Федором к девкам собираются. А Китыч над ними подсмеялся. Говорит, сидите, не рыпайтесь. Там уже студенты места заняли. Они грамотные, девки на них кидаются. Вот уедут, тогда все будут ваши. Вот он так подсмеялся. Это я слыхал. А ребятки пьяные... И я выпивши недопонял. Шутка да шутка... А, может, эта шутка боком обернулась. А може, и не они. Тут дело такое. Скажи на человека, а он невиноватый. Вот я когда за жинкой своей бегал, она добрая была девка. И вот, надо же, тоже получилась такая история...
Степановым разговорам, верно, не было бы конца. Но пришла Рита на своего пациента поглядеть и гостя спровадила.
После обеда в комнату необычно робко заглянула Зоя и спросила:
- К тебе можно?
- Чего это ты!?. - рассмеялся Андрей. - Вроде я помираю.
Вздох облегчения был ему ответом.
- Я вчера-то все проспала. А утром девчонки такого понарассказывали... Я к вам заглянула, а ты спишь. Лицо... страшное, черное. И мне не по себе как-то стало. Честное слово.
Она постояла еще возле Андреевой кровати, а потом присела у окна на корточки и, ясно глянув на Андрея снизу вверх, сказала:
- А я знаю, кто тебя бил. Это Иван и его два друга.
- Шерлок Холмс, - усмехнулся Андрей.
- Не смейся, правда. Он сам мне сказал. Я его еще утром встретила. Поздоровались, а он меня остановил и сказал: "Андрея мы били. Я и ...". Ну, тех двоих имена назвал. "За что же вы... - спрашиваю. - Что он вам сделал плохого-то?" А он помялся так, отвечает: "Да вроде не хотели, думали просто попугать, а потом так получилось, пьяные были". Я с ним и не стала больше разговаривать.
- Значит, Иван? Погоди, погоди, - поднялся с кровати Андрей, - а чего это он с тобой откровенничать вздумал? Пьяный, что ли, опять?
- Не знаю... Может, просто на дороге попалась. А может... Мы же тогда с ним от вас ушли и еще долго сидели на кухне, разговаривали. Детство у него было трудное, без отца, без матери. Про колонию рассказывал. И как будет дальше жить. У него сестра где-то, и он хочет ее найти. Мне было жалко его, наверное, потому, что вокруг меня всегда были слишком благополучные люди. Мне казалось, что он искренен. И знаешь, если бы кто сказал, что случится вот это... я бы не поверила, - покачала она головой. - Ни за что. Как это так можно...
- Ну, ладно, - поднялась она на ноги, - пойду. Тебе, может, нужно что?
- Брось ты, - отмахнулся Андрей.
- Тогда пойду. А глаз у тебя, - спросила она уже в дверях, - не поврежден?
- Да нормально.
Зоя ушла. Андрей же, закутавшись в одеяло, уселся возле окна. Он понимал, что Григорий сделал правильно, вызвав милицию. Нельзя же пойти и побить этих парней вот сейчас, когда первая горячка позади. Нельзя и оставить безнаказно.
Андрей успокаивал себя, рассуждая таким образом, но что-то точило его изнутри, и не приходило спасительное, ясное ощущение собственной правоты. "Виноват во всем, конечно, Китыч. Это он натравил парней, из-за Наташи. Сознательно натравил. А сам останется чистеньким".
Эта несправедливость и невозможность исправить ее мучала Андрея. Он, конечно же, не испытывал даже малейшего расположения к этим людям - это было естественно. Ничто не могло смягчить его сегодняшнего к ним отношения. Но все же он не был уверен в правоте своей, "Может быть, они неплохие парни, думал он, - а их подначил Китыч, разгорячила водка. Да и везде ли считается преступлением набить морду из-за девушки".
Наконец, до головной боли устав от своих мыслей, Андрей поднялся и вышел на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54