Никого.– Да. Жвачку и «Тик-так».– Пытаетесь бросить курить? Это объясняет вашу раздражительность.– Я не курю, – буркнул он. – И всегда раздражителен.Если не считать дурацкой зубочистки, которую коп не вынимал изо рта, он был совсем не так плох. Можно сказать, красив. Ей стало не по себе, словно она тайком изменяла Рику и, помимо желания исповедаться, появился еще один предлог, чтобы увидеть его. Неужели вторая причина для нее важнее первой?Как только официант принес заказы, Саманта поставила локти на стол и подалась вперед:– Какие-то новые обстоятельства по кражам картин?Горстайн, наоборот, отодвинулся.– Если собираетесь водить меня за нос, забудьте. У меня полно работы.Похоже, он искренне раздосадован. Для нее это означало честность. Хорошо… если только он не лучший актер, чем она сама.Господи, что она за идиотка: впутаться в такое дело без надежной поддержки. Оставалось надеяться, что у нее будет шанс извлечь пользу из урока.Сэм широко улыбнулась:– Я никого не вожу за нос. Но в моем положении нужно быть осторожной. Не находите?– И что это за положение?– Вы сказали, что как-то охотились за моим отцом. Вы вообще видели его когда-нибудь? Откуда вы знаете, что гонялись именно за Мартином Джеллико?Особенно потому, что это был вовсе не он. Но если Горстайн – продажный полицейский, он, возможно, видел отца, притом совсем недавно.– Нет. Никогда не видел. По крайней мере, до ареста. Этот сукин… простите, конечно, он ваш отец, но все же мое мнение о нем остается прежним.– Понятно. Он никогда не распространился о том, чем зарабатывает на жизнь, но я знала.Нет, она не собирается полностью обнажать перед ним душу. Не такая она идиотка.– Да, верно. Знаете, мне нравится ваша прямота и даже пристрастие к диетколе… очаровательно. Но если вы засмеетесь, я найду способ упечь вас в каталажку. Клянусь, что найду. И кстати, вчера вы разбили полицейскую машину.– А чем вы это докажете? И даю слово, что не стану смеяться.В ее состоянии, когда нервы натянуты, как струны, чудо, если она не закатит истерику!– Мы так и не нашли того, кто это сделал. Только восемь месяцев спустя полиция Майами схватила Мартина Джеллико с поличным, а именно с грудой испанских дублонов в историческом музее южной Флориды. Тамошние полицейские позвонили мне. Я вылетел в Майами, чтобы допросить его, но он не промолвил ни единого чертова слова. Только ухмылялся: мол, чем докажешь? А у меня не было ни одной улики. Скользкий, как угорь.Он так резко отставил чашку, что кофе выплеснулся на блюдце.– Сколько ему дали?– Сто восемнадцать лет. Сто восемнадцать лет в тюрьме, а я так и не докопался, кому он сбыл Уорхола. Извините за выражение, я отдал бы свое левое яйцо, чтобы скрутить его.Саманта прислушивалась к гневу и раздражению, звучавшим в голосе этого человека. Похоже, он не притворяется. И пусть не Мартин украл Уорхола, она все равно ни при каких обстоятельствах не поверит, что Горстайн согласился бы работать с ее отцом и дал ему ускользнуть с еще более дорогой добычей.А вот Мартин видел Горстайна раньше. Узнал его в ту ночь, когда она была арестована, потому что наверняка смотрел новости по телевизору. Значит, это его работа. Он выдал Горстайна Николасу.– Кража Уорхола случилась восемь лет назад, – начала она, готовясь бежать, если он погонится за ней. Не стоит доверять копам, ни честным, ни продажным, хотя и по совершенно разным причинам. Но сейчас она готова держать пари, что этот – честный. Такому, пожалуй, можно кое-что доверить. – Срок давности уже вышел.– А мне все еще не дает покоя та кража, хотя ублюдок мертв и я не смогу вырвать у него предсмертной исповеди. Ненавижу висяки.– Что же, в интересах, как я надеюсь, нашего будущего партнерства, могу сказать, что Уорхол сейчас находится в частной коллекции в Амстердаме.Карие глаза подозрительно сузились.– Вы хотите сказать… я правильно вас понял?– Это я его украла.Он попытался подняться. Саманта вытянула руку. Другая легла на нож для резки масла.– Срок давности, зайчик. Меня нельзя арестовать за это.– И теперь вы здесь, чтобы позлорадствовать? Сказать, что я потратил столько времени на не того Джеллико и руки у меня связаны?Сэм схватила его за запястье и дернула назад.– Придержите чертов язык и говорите потише, – прошипела она. – Очень нужно мне злорадствовать! Вы принесли мне содовую и отнеслись по-человечески. Может, я смогу немного отплатить вам за Уорхола!– Черт! И как вы собираетесь сделать это?– Только не для протокола. Я расскажу вам кое-что, потому что передо мной два пути. И один ведет к могиле, а другой… вынудит потерять то, чего я не желаю терять. Вы – мой третий путь.– Так это вы украли Хогарта и Пикассо? Я знал это, вы…– Не я. – Она еще больше понизила голос. – У меня есть одно незыблемое правило: я требую, чтобы меня выслушали до конца.Горстайн резко выпрямился.– И потом я смогу вас арестовать.Пальцы ее похолодели. Сэм нервно потерла ладони.– Это путь номер четыре. Но я предоставляю решение вам.
– Я немного устал от повторения одних тех же фраз, – объявил Ричард, сидевший во главе стола для совещаний. – Если городской совет предпочтет иметь старомодное тридцатипятиэтажное здание в центре Манхэттена и если ему не нужны двадцать миллионов долларов на строительство малобюджетных домов, упомяните еще раз дорожные пробки, и на этом мы закончим.Он встал и подошел к окну. Джон Стиллуэл громко откашлялся.– Насколько я понял, мистер Аддисон доказывает, что увеличение транспортного потока будет незначительным, особенно по сравнению с появлением престижного пятизвездочного отеля в этом квартале Манхэттена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92