— Больше ничего не оставалось.Арман сел и взглянул на нее с грустной улыбкой.— Вы добрая, — сказал он так же, как и накануне.— Нет, я эгоистка.— Вы?— Я, мой дорогой.Фульмен подошла и села рядом с Арманом на диване, взяла его руку в свои и устремила па него свой блестящий магнетический взгляд.— Да, — продолжала она, — я эгоистка, и ваше присутствие здесь не более как гнусная измена с моей стороны.— Вы шутите?— Да нисколько, я говорю правду.Арман смотрел на нее, продолжая улыбаться.Грешница в эту минуту была самой обольстительной женщиной, о какой только мог мечтать влюбленный поэт. На ней был надет длинный пеньюар из прозрачной кисеи, сквозь которую обрисовывался правильный контур ее плеч; маленькие ножки были обуты в туфли из красного атласа, а пышные густые черные волосы падали прядями на ее шею, глаза выражали истому, а алые губки были полуоткрыты; все напоминало в Фульмен образ задумчивой и сладострастной Венеры. Она положила свою беленькую ручку на плечо Армана и продолжала:— Дорогой друг, вы у меня с четырех часов утра, и я вас удивлю сейчас, без сомнения, когда вы узнаете, почему вы находитесь здесь.— Но я не понимаю, — сказал Арман, — как я мог потерять соображение…— Тс! Голландец хотел усадить вас в свою карету и завезти вас домой.— А вы этого не захотели?— Конечно, нет.Арман должен бы был догадаться обо всем, видя Фульмен, склонившуюся к нему, но сердца, полные только одной любовью, совершенно лишены дара прозорливости. То же случилось и с Арманом.— Почему же вы не захотели? — спросил он.— Потому что я любопытна.— Любопытны, а что вы хотите узнать?— Да ведь вы нам не кончили рассказа… Арман смутился.— Рассказ драматичный и необыкновенный, странный…— И я его не кончил, не правда ли?— Нет.— Ах, — тихо проговорил Арман, ударив себя по лбу, — теперь припоминаю… Я вам рассказывал…— О Даме в черной перчатке, — докончила Фульмен.— И вы мне поверили?Арман задал этот вопрос дрожащим голосом, и лицо его чуть-чуть побледнело.— Конечно, я поверила вам, — сказала Фульмен.— Но ведь это была шутка, выдумка. — И, говоря это, Арман устремил на танцовщицу взгляд, полный тревоги.Но Фульмен с материнской нежностью взяла его руки в свои и, устремив на него черные глаза, в которых светилось заметное снисхождение, сказала:— Дитя!— Не… клянусь вам… — пробормотал молодой человек.— Не клянитесь, — остановила она его.И, откинув рукой со лба Армана спустившиеся волосы, продолжала:— О, великодушные двадцатилетние сердца! О, дипломаты! Маккиавелли с маленькими темными усиками, как мало вы знаете женщин, воображая, что их так легко провести.— Но… я вас… не обманываю.— Слушайте, — продолжала она, обнимая своей прекрасною рукою шею Армана, — вообразите, что я ваша мать…— О, — улыбнувшись, заметил Арман, — вы слишком молоды для такой роли.— Ну, в таком случае, сестра…— Идет.— Сестре говорят все… решительно все… и если я спрошу у вас о вашей сердечной тайне…— Но у меня нет тайны.— Опять!Фульмен нетерпеливо топнула маленькой ножкой по паркету.— В самом деле, — сказала она, — вы правы… сердечных тайн не открывают первой встречной женщине под предлогом, что ужинают у нее… а в ваших глазах я, разумеется, первая встречная…— Нет, — возразил Арман, — потому что я читаю в ваших глазах желание быть моим другом.— Более того, — сказала Фульмен. — Я люблю вас!— Вы… любите меня! — воскликнул молодой человек, чрезвычайно удивленный.— После сегодняшней ночи.Лицо Армана сделалось задумчивым, и он опустил глаза.— Простите меня, — сказал он, — но я не могу этому поверить… это невозможно.— О, молодой безумец! — прошептала Фульмен, улыбаясь. — Неужели вы думаете, что вас бы напоили и оставили затем здесь на весь день, если бы…Глаза Фульмен досказали начатую фразу. Но Арман с достоинством встал и в свою очередь взял ее руку.— Простите меня, сударыня, — сказал он, — если я не упал тотчас на колени перед вами, если вы, чьей любви добиваются все, чьей улыбки вымаливают, а взгляд покупают на вес золота, если вы видите меня спокойно выслушивающим ваше признание, которое должно было лишить меня рассудка от счастья…— Ах! — вскричала Фульмен, — вы отлично знаете, мой милый друг, что если вы не умираете от восторга и не упали к моим ногам, то это значит только одно, что вы не можете отвечать на мою любовь…— Увы!— Это значит, что вы любите Даму в черной перчатке. И Фульмен насмешливо захохотала.— Вот, — сказала она, — каким образом заставляют признаться.— Ваша правда, — прошептал молодой человек, опустив голову, — я побежден, и вы вырвали у меня мою тайну, заговорив о любви..; и разумеется…— А! — улыбаясь, заметила Фульмен. — Понятно, мой дорогой, что я не призналась бы вам, если бы в самом деле полюбила вас; для меня это было только средством узнать вашу тайну. Я не бросаюсь так на шею своим поклонникам.Арман стоял, опустив голову, в то время как Фульмен, улыбаясь, говорила и бросала на него ласковые взгляды опытной женщины, для которой человеческое сердце, и особенно сердце юноши, не представляется загадкой. Она заставила его снова сесть рядом с нею.— Ну, — сказала она, — теперь поговорим, как старые друзья… Я вас не люблю… Вы меня тем более… потому что любите Даму в черной перчатке. Но нас должны сблизить общие интересы…— Общие интересы? — спросил удивленный Арман,— Почему бы и нет?— У нас общие интересы?— Разумеется. Дайте мне сначала поговорить о вас. Фульмен снова взяла руку Армана в свою и продолжала:— Вы любите Даму в черной перчатке, странную женщину, которая, подобно Вечному жиду, бродит по свету, никогда не останавливаясь.— Она в Париже, — живо сказал Арман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178