Пока же возвращайтесь к своим войскам, а после ужина, если сможете, немного поспите: нас ждет тяжелый день.
Совет закончился, и Александр остался в одиночестве прогуливаться по берегу моря. Солнце спускалось все ниже, воспламеняя волны, в то время как множество островов, больших и маленьких, постепенно погружались в тень.
В этот вечерний час, видя перед собой тяжелые испытания, Александр ощутил пронзительную печаль и вспомнил годы детства, когда все было сном и сказкой, а будущее представлялось постоянной скачкой на крылатом коне.
Ему подумалось о сестре Клеопатре, которая, возможно, уже осталась одна в нависшем над морем Бутроте. Он обещал думать о ней каждый день перед наступлением ночи, и сейчас Александру поверилось, что она услышит его, что теплый ветерок коснется ее щек легким поцелуем. Клеопатра…
Когда он вернулся в свой шатер, Лептина уже зажгла лампы и накрыла стол.
— Я не знала, пригласил ли ты кого-то на ужин, и потому накрыла тебе одному.
— Ты правильно сделала. Я не очень голоден.
Он сел, и ему подали есть. Перитас улегся под столом в ожидании объедков. Снаружи лагерь кипел гомоном, обычно сопровождавшим час ужина и предшествующим ночному спокойствию и тишине первой стражи.
Вошел Евмен с пакетом в руке.
— Письмо, — объявил он, протягивая свиток. — От твоей сестры, царицы Эпира Клеопатры.
— Как странно… Совсем недавно, гуляя по морскому берегу, я думал о ней.
— Скучаешь по ней? — спросил Евмен.
— Очень. Мне недостает ее улыбки, света в ее глазах, звука ее голоса, тепла ее любви.
— Пердикке ее недостает еще больше: он бы дал отрубить одну руку за возможность другой обнять ее… Ну, я пошел.
— Нет, останься. Выпей глоток вина.
Евмен налил себе и сел на табурет, а Александр вскрыл письмо и начал читать:
Клеопатра своему любимейшему брату: здравствуй!
Не могу себе представить, где тебя найдет это мое послание — в боевом ли лагере, или на досуге во время передышки, или во время осады какой-нибудь крепости. Прошу тебя, мой обожаемый брат, не подвергай себя попусту опасности.
Все мы знаем о твоем походе и гордимся им. Мой муж даже почти ревнует. Он топает ногами и ждет не дождется, когда отправится в путь, дабы сравниться с тобою в славе. Мне же, наоборот, хочется, чтобы он никогда не уезжал, так как я боюсь одиночества. Так хорошо, когда он рядом, в этом дворце у моря. На закате мы поднимаемся на башню и смотрим, как солнце опускается в волны, пока совсем не стемнеет и на небе не взойдет вечерняя звезда.
Я бы так хотела написать стихи, но когда читаю сборник стихов Сафо и Носсиды, который подарила мне на прощание мама, чтобы поддержать меня в моей новой жизни, то чувствую себя неспособной на подобное.
Однако я занимаюсь пением и музыкой. Александр подарил мне служанку, она чудесно играет на флейте и кифаре и учит меня с большим прилежанием и терпением. Каждый день я приношу жертвы богам, чтобы они тебя оберегали.
Когда я снова тебя увижу? Желаю тебе доброго здоровья.
Александр свернул письмо и опустил голову.
— Плохие новости? — спросил Евмен.
— О нет. Просто моя сестра напоминает мне тех птичек, которых слишком рано забрали из гнезда: каждое мгновение она вспоминает, что еще маленькая, и тоскует по дому и родителям, которых больше нет.
Перитас заскулил и уткнулся мордой хозяину в колени, прося приласкать.
— Пердикка уже отбыл, — снова заговорил секретарь. — Завтра утром он будет в Минде и займет порт для флота. Все остальные друзья рядом со своими солдатами, кроме Леонната, который уложил к себе в постель сразу двух девиц. Каллисфен в своем шатре сосредоточенно что-то пишет, да и не он один.
— Не один?
— Да. Птолемей тоже ведет дневник, что-то вроде мемуаров. И я слышал, Неарх тоже. Не знаю, как он умудряется делать это на корабле, который постоянно раскачивается. Пока мы пересекали Проливы, меня дважды стошнило.
— Он привык.
— Ну разумеется. А Каллисфен? Он тебе читал что-нибудь?
— Нет, ничего. Он очень ревнив к своему труду. Сказал, что я смогу увидеть его, только когда завершит окончательный вариант.
— То есть через годы…
— Боюсь, что так.
— Это будет нелегко.
— Что?
— Взять Галикарнас.
Александр наклонился, потрепал пса за ухо и взъерошил ему шерсть.
— У меня есть опасения, что это действительно будет нелегко.
ГЛАВА 23
Александра разбудило рычание Перитаса, и царь понял, что так встревожило пса: топот копыт, а потом возбужденный говор перед шатром. Накинув хламиду, он выбежал наружу. Было еще темно, и на затянутом низкими тучами молочно-темном небе из-за гряды холмов выглядывала луна.
К нему, запыхавшись, подошел один из прибывших:
— Царь, засада, ловушка!
— Что ты говоришь? — воскликнул Александр, схватив его за хитон.
— Там была засада. Когда мы приблизились к Миндскому порту, на нас набросились со всех сторон, стрелы и дротики сыпались как град с неба, с холмов налетела турма легкой конницы, они наскакивали и исчезали, и тут же появлялись новые… Мы защищались, государь, мы сражались изо всех сил. Если бы флот вошел в порт, они бы его уничтожили: повсюду стояли катапульты с зажигательными стрелами.
— Где Пердикка?
— Еще там. Ему удалось занять укрытие и собрать вокруг себя людей. Он просит помощи, скорее.
Александр отпустил его, но, разжав руки, заметил, что они в крови.
— Этот человек ранен! Быстро, позовите хирурга!
Тут же со своим ассистентом появился врач Филипп и занялся солдатом.
— Предупреди своих коллег о создавшейся ситуации, — посоветовал ему царь. — Приготовьте столы, бинты, уксус — все, что нужно.
Тем временем прибыли Гефестион, Евмен, Птолемей, Кратер, Клит, Лисимах и прочие, все в доспехах и при оружии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103