Александр обратился к Аристандру:
— А ты что скажешь, ясновидец?
Аристандр произнес такие слова:
— Этот узел — знак абсолютного совершенства, завершенной гармонии, переплетения первобытных энергий, творящих жизнь на земле. Развяжи этот узел — и ты овладеешь и всей Азией, и целым миром.
Такой ответ убедил всех, но Евмен не желал рисковать и заранее пригласил к царю одного моряка от адмирала Неарха. Этот человек знал всевозможные узлы, употребляемые на военных и торговых кораблях, и секретарь хотел, чтобы тот открыл Александру свои секреты. Так что царь македонян не сомневался в своей способности пройти испытание.
Кроме того, были приняты меры, чтобы жрецы святилища сделали все для упрощения задачи, стоящей перед их новым господином, и не выставили его на посмешище.
— Это колесница царя Мидаса, — объявил один из них, показывая царю древнюю, изъеденную червями телегу, — а вот это узел.
Он улыбнулся, отчего присутствующие, а особенно Евмен, Селевк и Птолемей, исполнились уверенности, что все пройдет наилучшим образом; они даже пригласили младших командиров, чтобы те присутствовали при действе.
Но когда Александр наклонился и взялся за дело, он понял, что был слишком оптимистичен. Веревка оказалась затянута невероятно крепко, и к тому же ни сверху, ни снизу, ни сбоку не было видно конца, с которого можно было бы начать распутывать это переплетение. Тем временем собралась толпа, и в зале уже яблоку негде было упасть. Жрецы в своих церемониальных одеждах взмокли, прижатые друг к другу.
Царь ощутил удушье, в нем закипал гнев: за несколько мгновений вся его слава, завоеванная на поле боя копьем и мечом, могла пойти прахом из-за этой очевидно неразрешимой головоломки.
Он посмотрел на Евмена, который пожал плечами, словно говоря, что на этот раз не может предложить никакого решения; потом взглянул на Аристандра Телмесского. Лицо ясновидца превратилось в каменную маску, а былое красноречие сменилось могильным молчанием.
В глазах Птолемея, Кратера и Пердикки Александр увидел лишь замешательство и растерянность. Опустившись на колени, он снова взялся за проклятый узел и тут ощутил, как в бок ему уткнулся меч. Вот знамение богов! В этот миг из окошка в крыше проник солнечный луч, он позолотил Александру волосы, пушистые, как облако, и заставил засверкать бусинки пота на лбу.
В повисшей над залом глубокой тишине послышался металлический лязг меча — это царь вынул его из ножен; потом в луче света молнией сверкнул клинок и с силой обрушился на Гордиев узел.
Меч легко рассек веревку, и освобожденное ярмо с сухим треском упало на землю.
Жрецы изумленно переглянулись. Александр встал на ноги и вложил меч обратно в ножны. Когда он поднял голову, все заметили, что его левый глаз потемнел и зияет, черный как ночь, между светом и тенью от падающего сверху луча.
Птолемей закричал:
— Наш царь распутал Гордиев узел! Наш царь — владыка Азии!
Все товарищи громко завопили, и овация донеслась до столпившихся у храма солдат. Они возликовали, давая волю восторгу, до сих пор сдерживавшемуся страхом и суеверием. Их крик сопровождался стуком оружия в щиты, так что задрожала стена древнего святилища.
Когда царь вышел, сверкая серебряными доспехами, его подняли на плечи и с триумфом, как статую бога, понесли в лагерь. Никто не смотрел на Аристандра, который удалился в полном одиночестве с подавленным выражением на лице.
ГЛАВА 45
Через несколько дней прибыло долгожданное подкрепление — как новобранцы, так и новобрачные, которых Александр отпустил перезимовать с женами. Последних соратники, перенесшие трудности войны и зимние холода, встретили свистом, шиканьем и ревом, выкрикивая всевозможные непристойности. Некоторые, тряся огромными деревянными фаллосами, во все горло скандировали:
— Потрахались? Теперь платите!
Их привел посланный Антипатром командир батальона по имени Фрасилл, родом из Орестиды. Он сразу явился к царю с докладом.
— Где вы потеряли столько времени? — спросил Александр.
— Персидский флот заблокировал Проливы, и регент Антипатр не хотел рисковать нашим флотом в открытом бою с Мемноном. Потом в один прекрасный день вражеские корабли подняли якоря и на всех парусах, подгоняемые Бореем , отправились на юг, так что мы смогли переправиться.
— Странно, — заметил Александр. — И не предвещает ничего хорошего. Мемнон не отпустил бы вас просто так, разве что намеревается застичь в другом, еще более уязвимом месте. Надеюсь, что Антипатр…
— Ходят слухи, что Мемнон умер, государь, — перебил его Фрасилл.
— Что-что?
— Мы слышали это от наших осведомителей в Вифинии.
— И отчего же он умер?
— Этого никто не знает. Говорят, какая-то странная хворь.
— Хворь? В это трудно поверить.
— Известие не надежно, государь. Как я сказал, это слухи, и их еще требуется проверить.
— Да, конечно. А сейчас иди к твоим людям. Устраивайтесь. Очень скоро мы выступаем. На отдых у вас не больше дня, мы и так слишком долго ждали.
Фрасилл ушел, и Александр остался в своем шатре один, обдумывая неожиданную новость, не принесшую ему ни облегчения, ни удовлетворения. Умом и душой он воспринимал Мемнона как своего единственного достойного противника, единственного Гектора, способного сразиться с новым Ахиллом. Александр давно готовился к поединку с ним, подобно гомеровскому герою.
Ему запомнилась внушительная фигура Мемнона, закрывающий лицо шлем, его голос и ощущение тревоги, внушенное знанием, что этот человек всегда начеку и всегда готов ударить, неутомимый, неуловимый. Какая-то хворь… Не этого хотел Александр, не такого эпилога ждал он в их непримиримом противостоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103