Я хочу, чтобы наше передвижение оставалось в тайне. То, что мы собираемся сделать, имеет чрезвычайную важность. Просигналь также, что я созываю командиров всех боевых частей здесь, на флагманском корабле.
Капитан, грек из Патары, поклонился и отдал соответствующие распоряжения. Чуть погодя к кораблю Мемнона подошли несколько шлюпок, и люди из них поднялись на палубу. Мемнон сидел на месте наварха. Он закутался в синий плащ поверх доспехов. На табурете рядом лежал коринфский глухой вороненый шлем с серебряной родосской звездой.
— Навархи, судьба дает нам последнюю возможность отстоять нашу солдатскую честь и оправдать милость Великого Царя. У нас за спиной больше нет портов, где мы нашли бы убежище, разве что в далеких бухтах Киликии или Финикии, до которых много дней плавания. Так что у нас нет выбора. Мы должны пойти вперед и обрезать корни, из которых наш противник черпает силы. Я получил тайное послание от спартанцев — депешу, намотанную на скитале. Если мы высадимся на континенте, они готовы присоединиться к нам. Поэтому я решил взять курс на Лесбос, а оттуда на Скирос и Эвбею, где нас встретят афинские патриоты, готовые нас поддержать. Я направил послание Демосфену и не сомневаюсь, что ответ будет положительным. Пока это все. Возвращайтесь на свои корабли и приготовьтесь.
Флагманский корабль медленно вышел из порта с зажженными кормовыми огнями, и остальные суда последовали за ним. Ночь была ясная и звездная; кормчий Мемнона уверенной рукой держал руль. На следующий день погода переменилась, и под сильным южным ветром море разбушевалось. Несколько кораблей доложили о повреждениях, и флотилии почти два дня пришлось идти на веслах.
На пятый день они достигли цели и вошли на западный рейд Лесбоса в ожидании, пока непогода уляжется. Мемнон приказал произвести ремонт поврежденных судов. Он послал своих помощников набрать наемников и взять их на борт, сам же тем временем вышел на остров. Остров был действительно очаровательный, и полководец велел показать ему дома поэтессы Сафо и поэта Алкея, жителей Лесбоса.
Прямо перед домом, по преданию принадлежавшим Сафо, сидели бродячие писцы. По заказу они переписывали стихотворения поэтессы на деревянные таблички или более дорогие папирусные свитки.
— Можешь написать стих по-персидски? — спросил Мемнон одного писца восточной внешности.
— Да, конечно, властительный господин.
— Тогда напиши мне тот, что начинается такими словами:
Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос и прелестный смех.
— Я знаю этот стих, господин, — сказал писец, обмакивая тростинку в чернильницу. — Это песня ревности.
Мемнон с бесстрастным видом кивнул. Он знал, что Барсина побывала в руках Александра, и от этого ему порой становилось страшно.
ГЛАВА 34
Покинув Галикарнас, Александр повел свое войско вдоль побережья на восток, хотя все пытались отговорить его от этого. В Ликии имелись места, зимой совершенно неприступные. Там был лишь один проход между отвесными утесами и морем, усеянным подводными рифами, открытым для бурных западных ветров.
Волны, разбиваясь о рифы, взрывались пеной и яростно били в скалы, чтобы потом отступить назад и, собравшись с силами, снова обрушиться на пустынный, истерзанный бурями мыс.
На Гефестиона зрелище произвело сильное впечатление.
— Это страшно, — доложил он Александру. — Представь себе гору выше горы Афон и шире, чем Пангей, гладкую и черную, как вороненое железо, круто обрывающуюся в море. На вершине ее, вечно затянутой тучами, постоянно гремит гром. Небо пронзают молнии, и вершина порой бросает в море ослепительные искры. Дорога же представляет собой древний проход, пробитый ликийцами в сплошной скале, там всегда скользко от бьющихся волн и вырастающих за зиму водорослей. Если упадешь в море — пропал: морские валы искромсают тебя об острые камни.
— Но ты прошел там?
— Да.
— И как же?
— Помогли агриане. Они вбили в трещины колья и связали их веревками, за которые можно держаться, когда нахлынет волна.
— По-моему, неплохая идея, — сказал царь. — Мы можем сделать то же самое.
— Но нас было пять десятков, — возразил Гефестион, — а ты хочешь провести двадцать пять тысяч человек и пять тысяч коней. Что ты сделаешь с лошадьми?
Александр помолчал, прикидывая, а потом сказал:
— У нас нет выбора. Нужно пройти этот путь и завладеть всеми ликийскими портами, тогда флот Великого Царя будет отрезан от нашего моря. Если придется, я пойду с одной пехотой, но пройду.
— Как хочешь. Мы не боимся ничего, но все-таки хотелось бы, чтобы ты понял, на какой риск решаешься.
Они выступили через день и подошли ко Ксанфу, внушительному городу на отвесной скале над рекой, носящей то же имя. Вокруг виднелись десятки высеченных в скале гробниц с монументальными фасадами, напоминающими дворцы и храмы с колоннами. Говорили, что в одной из этих усыпальниц покоится тело ликийского героя Сарпедона, павшего от руки Патрокла во время Троянской войны.
Александр велел показать ему усыпальницу и некоторое время задумчиво стоял у этой почитаемой могилы, изглоданной временем и непогодой; на ней еще можно было различить знаки древнейших надписей, но они были совершенно неразборчивы. Каллисфен услышал, как Александр шепчет стихи Гомера — призывы ликийского героя к своим воинам перед последней битвой, в которой пал мертвым:
Друг благородный! когда бы теперь, отказавшись от брани,
Были с тобой навсегда нестареющи мы и бессмертны,
Я бы и сам не летел впереди перед воинством биться,
Я и тебя бы не влек на опасности славного боя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103