Если пройтись по разным стадиям боли, начиная от слабой, переходящей в среднюю, сильную, очень сильную и потом — всепоглощающую, то сейчас она достигла последней стадии. Для Джейн все ее существо было сплошной болью.
Окружающие видели, что смертный час ее близок, но они знали, что с молодым пациентом сложнее: ему часто труднее приспосабливаться к процессу умирания, поэтому Джейн и поместили в отдельную палату. Молодому прощаться с жизнью гораздо труднее, ему нужно оставаться наедине с собой, а то и поговорить с родными и друзьями.
Доктор Меррей предупредил обеих медсестер, что Джейн, очень возможно, окажется тяжелой пациенткой. Что ее нужно как можно меньше поворачивать и перемещать. Устраивая Джейн поудобнее в кровати, они старались разглядеть, нет ли у нее пролежней, сыпи, что обычно мешает лежачим больным.
В то же время они пытались учесть ее физическую и умственную реакцию на каждое движение тела и на слова, обращенные к ней. Они старались узнать ее как можно скорее и лучше. Чем раскованнее она будет, чем больше станет им доверять, тем эффективнее будет их помощь.
Девушку помыли с максимальной осторожностью. Потом медсестры стали искать самую удобную позу для ее рук, ног и спины. Боль, которую она испытывала, они назвали лежащей на поверхности, т.е. такой, которая усиливается от малейшего прикосновения — в отличие от боли глубокой, таящейся в костях и усиливающейся при движении. Некоторые виды боли можно облегчить тем, что пациента кладут на наполненный водой матрас или на сетку. Но сестры решили, что Джейн не станет легче от этого. Они хлопотали около нее минут десять, прежде чем нашли удобную позу, которая удовлетворила их, а главное — Джейн. Дочь отдыхала, сидя как бы в гнезде из подушек, благодарная за облегчение от болей.
Элизабет взяла со стула яркую шаль. «Не расстелить ли ее по кровати? Она так украсит комнату!» Она подождала ответа Джейн. И лишь когда та согласилась, обе сестры расправили шаль так, что ее яркие краски закрыли белую простыню. Надо было убедить Джейн, что ею не командуют, что она хозяйка положения. «А что, если накинуть платочек, который привез ваш брат, вам на плечи? — спросила Эмили. — Сегодня прохладно, для июня даже холодно». Она нежно опустила полушалок на плечи Джейн, зная, что для нее всякое прикосновение болезненно (хотя пациенты обычно ценят ласку).
Пока они так непринужденно, казалось бы, болтали, медсестры изучали реакцию Джейн, чтобы узнать, нужна ли ей помощь больничного психолога. И решили, что не нужна. Если бы Джейн узнала об этом, она была бы довольна, так как за несколько прошедших недель она стала бояться за свой рассудок.
В палату вошел худой, слегка сутулый пожилой человек со сдержанными манерами. Это был доктор Браун. Старший консультант, доктор Меррей, весь день отсутствовал. Джейн была обеспокоена этим, так как считала, что другой врач, Дугал Браун, обследовал ее довольно поверхностно. (Позже мы узнали, что он не хотел причинять ей лишние страдания, обследуя более подробно. Он не часто видел пациентов, настолько уязвимых, и поэтому едва к ней прикасался.) Доктор Браун обследовал Джейн более тщательно, но не сразу, сначала он хотел только успокоить ее своим визитом. Однако пока что ее все раздражало.
— Вы можете прекратить эту боль? — спрашивала она. — Можете вы что-нибудь сделать?
Доктор Браун не хотел врать. «Мы сделаем все, что в наших силах», — ответил он.
Джейн отчаянно хотела убедиться в том, что помощь возможна. Но в это было трудно поверить, пока боль не ослабевала. Доктор Браун уже сделал инъекцию морфия, но она не помогла.
Мы сидели около Джейн по очереди. Вошла Патриция, высокая медсестра, встретившая нас в холле. Ее здоровье и жизнерадостность, казалось, заполнили собой всю палату.
— Хелло! — воскликнула она. Джейн слегка поморщилась. — Чем я могу помочь? Специально пришла узнать.
Ответил Виктор, остро почувствовавший реакцию дочери на ее появление.
— Знаете, самое главное для Джейн — это настоящая вегетарианская пища. Она не ест ни яиц, ни рыбу. А запас белков пополняет за счет фасоли и сыра.
— Мы умеем соблюдать любую диету, — сказала Патриция.
— А вот в других больницах питание ей не нравилось.
С постели послышалось недовольное бормотание:
— Вечно сыр и салат…
— Я позабочусь об этом. Позвоню на кухню прямо сейчас. — Патриция вышла.
— Спасибо, папа, что ты от нее избавился. Ее голос пронзает мне мозги. А боль все не утихает. Ты не можешь им сказать?
Выйдя из палаты, Виктор нашел Патрицию. Ее улыбка была доброй и лучезарной. Ее, правда, предупредили, что вечер будет нелегким. Как правило, новые пациенты долго не могут устроиться на новом месте и капризничают.
— Я позвоню на кухню, — повторила она успокаивающе.
— Нет, нет, — голос Виктора был нервным. — Есть вещь поважнее. Найдите сестру: Джейн нужна еще одна инъекция.
Патриция и сама имела полное право делать уколы, но сказала спокойно:
— Хорошо, я найду сестру.
Потом, открыв журнал, где регистрировались уколы, пришла в ужас от увиденного. Дозы, которые Джейн получила с момента появления в хосписе, превышали все возможные нормы. Патриция не могла взять на себя такую ответственность. Но Элизабет, которой она сказала о просьбе Джейн, ответила:
— Не волнуйся, Пэт. Я все устрою.
Пока Элизабет делала укол, она рассказала Джейн кое-что о хосписе. Девушка призналась, как одиноко ей бывало в других больницах. А здесь, заверила ее Элизабет, ей всегда будет с кем поговорить, как только она этого захочет. Еще Джейн волновало то, что она не сможет вызвать медсестру: боль в руке не позволяет ей дотянуться до звонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84