Когда родители вернулись, она сказала:
— Мы хорошо поговорили.
В этот день Джейн сообщила Дороти и Джулии, что она вполне счастлива.
— Мир так прекрасен. Раньше я этого не замечала, а теперь знаю. Мне так повезло, что я попала к вам. Этот хоспис — лучшее место в мире. — Потом добавила, что для человека нет ничего важнее рождения и смерти. — Когда я родилась, я ничего не знала. Умирая, я знаю все.
Все вокруг меня — добро, а не зло. Хорошо умирать с таким настроением.
Повернув ее, сестры искали для девушки удобную позу.
— Как вы добры ко мне, — продолжала Джейн. — Вы так со мной возитесь. Я уже разговариваю, как пластинка, застрявшая на одном месте: одно и то же… Вам не надоело?
— Не надоело, Джейн, — ответила Джулия, — нам приятно это слышать и ухаживать за вами.
Дороти выразила свое согласие улыбкой.
— Вы хорошо следите за своими ногами, Джейн, хотя и не можете свободно ими двигать. Это видно, когда мы меняем вам позу.
— До болезни я много занималась йогой. Очень помогало, особенно против бессонницы. Знаете, что меня волнует? Хотелось бы знать, как происходит умирание? Немного страшно. Я думаю, никто этого не знает.
Джулия посмотрела на нее серьезно.
— Я могу объяснить. Вы просто заснете и уйдете от нас, даже не просыпаясь. — Она говорила тихо, но убежденно.
Джейн молчала, усваивая услышанное. Потом сказала:
— Это меня устраивает.
Джулия продолжала:
— Я наблюдала за многими умирающими, видимо, и с вами произойдет то же самое.
Джейн это удовлетворило. Освободившись от страха перед будущим, от обязанностей, которые ее угнетали, и от тягостных поражений, ей оставалось иметь дело только с настоящим. Оно было вполне управляемым, лимитированным и подчинялось ей. У Джейн не осталось мучительных сомнений.
В тот день — он был жарким и солнечным — после обеда друзья снова приехали из Лондона навестить Джейн. Привезли клубнику, дыню и манго — не зная, что она уже ничего не ест. Очень быстро они поняли, что это свидание — последнее. Кейт, вошедшая первой, сразу увидела, как ослабла ее подруга по сравнению с тем, что было три дня назад. Джейн уже плохо видела, но узнала Кейт по голосу. Та обняла и поцеловала ее. А Джейн попросила:
— Расскажи мне, как ты одета. На тебе всегда такие красивые вещи. А что сегодня?
— Знаешь, я специально не наряжалась. — Кейт все же попробовала описать свой наряд. — На мне индийская юбка, помнишь ее? Коричневая, с таким узором. А еще — белая блузка и деревянные бусы. Вот вроде бы и все. Ах да, я не надела туфли, которые подходят к этой юбке — слишком жарко, — и на мне босоножки.
— Теперь мне ясно, как ты выглядишь. Хороший день сегодня, правда? Я чувствую, как греет солнце.
Вспомнив, что Джейн всегда любила солнце, Кейт отметила, что не услышала в ее словах никакой зависти. Она и сама старалась говорить бодро и спокойно:
— Ты рада, что тебя сюда привезли?
Когда Джейн ответила кивком головы, добавила:
— Знаешь, ты хорошо выглядишь. Словно ты счастлива.
Немного помолчали. Понимая, как слаба Джейн, Кейт мало говорила, давая возможность высказаться подруге. Вдыхая запах прекрасных фрезий, привезенных Кейт, Джейн сказала:
— Все же как прекрасен мир. Нужно действительно наслаждаться им, использовать каждую минуту. — Потом она сказала, что передать Майклу.
Еще двое приятелей ждали своей очереди на залитой солнцем террасе. Со стороны все могло показаться картиной, обычной для выходного дня: группа молодых людей беседует под навесом, любуясь ландшафтом, простирающимся позади сада. Но каждому , выходящему от Джейн, было ясно, что она угасает. Тело стало хрупким, глаза почти ослепли, голос упал до шепота. Оставались только ее уравновешенность, чувство покоя, исходившее от нее. Казалось, оно не уменьшалось, а увеличивалось.
Разговаривая с друзьями — тихо, по нескольку слов, — Джейн пыталась убедить их, что смерть не страшна. Если бы ей удалось доказать, что и они смогут умереть спокойно, когда настанет их черед, она сочла бы, что оставляет им моральное наследство. И своим пониманием друзья Джейн помогли бы ей самой умереть легко.
Родители по очереди заглядывали в комнату, следя за тем, чтобы друзья не переутомляли больную. Было ясно, что после каждой встречи ей нужно отдыхать. Мать или отец сидели рядом, давая ей подремать, потом входил следующий посетитель. Линда, школьная подруга Джейн, вышла из ее комнаты рыдая.
— Не могу поверить, — повторяла она, — я не могу в это поверить… — После приезда Джейн из Греции Линда навещала ее несколько раз в больнице. Она следила за течением болезни и, казалось, понимала происходящее. А теперь не могла смириться с мыслью, что надежды больше нет.
Джейн заметила, как расстроена Линда.
— Не позволяйте ей ехать одной, — сказала она матери. — Ей нельзя быть одной.
Забота подруги растрогала Линду еще больше, и она разрыдалась снова.
К вечеру Джейн, казалось, стала совершенно спокойна. Боль разлуки с Ричардом, видимо, прошла — она или забыла о ней, или смирилась. Она распрощалась с братом, с любимыми друзьями и подругами. И пришла к выводу:
— Я готова. Я хочу умереть сегодня.
Джейн лежала лицом к окну, глядя на тихое сияние вечернего неба. Солнце уже село, но было очень светло.
Это был один из тех моментов, когда мир казался Розмари наполненным смысла. Если бы удалось разгадать его тайну — все встало бы на свои места. Она считала, что даже жизнь и смерть могут перестать быть тайной и смысл их станет понятен. Разгадка где-то близко. Все картины и звуки этого июньского вечера должны стать единым целым — все эти соловьи, поющие прекрасную песнь (а если разобраться, то это их боевой клич), серебряная луна в темном небе, ее умирающая дочь в постели — все это как бы узоры единой мозаики, нужно только ее сложить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84