«Ого, так это же мы! Хотя я, после всего того, что я пережил, возможно, поднимусь на пару категорий выше».Когда я вошел в фойе и дал свой билет соответствующему чуваку, я услышал внутри этот самый чудесный звук, поэзию настоящей и правдивой джаз-музыки: воистину райские звуки, так мне кажется. Честно, когда я умру, когда наступит этот неотвратимый день, я хочу именно такого конца, услышать группу Царя Тасди, играющую для меня в точности, как в тот день: потому что их звук был таким сильным и мягким — казалось, что он поднимет тебя на своих нотах прямо в рай. А потом поднялся шум, свист, и все фэны зааплодировали, словно зрители на футболе, и я вошел и занял свое место, как раз, успев на вступление Марии.Мария — большая и уже немолодая женщина, но она взошла на сцену, будто девчонка: быстрые ноги, легкие жесты, и чертовски дружелюбное лицо, которое может и обмануть тебя, и порой даже довольно жестоко. Она как девочка, да, но она также, каким-то образом, и Мама для всех: она принимает нас с радушием, и с самого момента ее появления вы знаете, что все вы в ее надежных руках. И сразу она начнет с выбранной песни, никаких трюков, хитрых пауз, вообще никакого промедления, и то, что она делает с песнями — невероятно: то есть она бросает их тебе назад, как будто они не чужие, а стали ее собственные, Марии. И она может быть чертовски умной, отбрасывать все и пожимать плечами, но в следующий миг взмывать, словно птица, и быть милой и меланхоличной. Но что бы она ни делала, и в этом вся изюминка Марии Беттлхэм, от ее пения ты чувствуешь, что быть живым-здоровым просто чудесно, и человек — чертовски неплохое изобретение, в конце концов.В финале концерта к ней потянулись все сотни английских мальчиков и девочек, и их друзья из Африки и с Карибских островов, и охране пришлось буквально вытолкать нас из помещения. Чуваки, которых я видел в первый раз, говорили, как было здорово, а один чувак спросил у меня, слышал ли я о происшествиях в Колодце Св. Анны, в Ноттингеме, вчера вечером. Я спросил его, о каких еще происшествиях, не очень-то слушая ответ (потому что я все еще был там, с Марией Беттлхэм), когда до меня дошло, что он говорил про столкновения между белыми и цветными, но чего еще можно ожидать от провинциального болота посреди леса? В Сентябре Я встал очень рано этим утром, как будто у меня в мозгу был специальный будильник, и это был один из самых красивых дней, которые я когда-либо видел. Небесный свод, когда я посмотрел на него поверх своей герани, был бледно-розового цвета с ярко-синими разводами, и на небе ничего не было видно из-за домов. Воздух был свеж, прямо с моря, и не было слышно ни одного звука, кроме сотен тысяч пар легких, все еще храпящих в Неаполе. Спокойствие, абсолютное спокойствие, подумал я, вдыхая теплый воздух своего родного города. И это был, как оказалось, мой девятнадцатый день рождения.Я включил какую-то музыку и умылся, потом сделал два Нескафе и пошел к Хоплайту. Он отсутствовал. Невелика потеря, подумал я, и понес чашки к Клевому. Еще один чувак дебоширил этой ночью. Беспокоить Большую Джилл в такую рань было бесполезно, так что я выпил обе чашки у подъезда, стоя и наблюдая за происходящим.А увидел я вот что. По улице, по направлению от Н. Хиллских ворот, шла группа парнюг, которые, скорее всего, тоже возвращались с какого-то ночного шабаша в джунглях, и шли они по улице как-то беспорядочно, и их тела были какими-то неправильными — то есть с шишками и опухолями не на своих местах — и их летнее шмотье казалось надетым слишком неряшливо. А навстречу им от Станции Метрополитена шли два цветных типа — не Пики, как оказалось, а два Сикха, в розовато-лиловом и лимонном тюрбанах, и с косичками. И когда эти две группы столкнулись, Сикхи посторонились, как сделали бы вы или я, но толпа парнюг остановилась, будто пройти было невозможно, и возникла небольшая пауза: все это прямо напротив моей двери.Потом один помоечник повернулся к своим компаньонам, ухмыльнулся и неожиданно подошел к Сикхам и ударил одного из них прямо в лицо: его кулак был направлен так, чтобы костяшки пальцев попали прямо в череп. Пока я жив, клянусь, никогда не забуду взгляд на лице этого Азиатского чувака: это был не страх, не злость, это было полное и абсолютное неверие и удивление.Потом другой Сикх встал рядом со своим приятелем, и парнюги немного отступили, потом группаздоровяков пошла дальше, хохоча во все горло, а Сикхи начали быстро говорить и махать руками. Пройдя немного, они обернулись, а потом скрылись из виду, продолжая причитать и размахивать руками.Теперь вы хотите знать, а что же я? Выбежал ли я и вырубил главаря и всю эту банду маленьких монстров? Ответ — нет. Во-первых, я просто-напросто не мог поверить собственным глазам. И потом, так как все это было настолько бессмысленно, я неожиданно почувствовал себя слабым и больным: я хочу сказать, что не осуждаю дерущихся мужиков, если они этого хотят, если у них есть на это причина. Но это! И еще — мне не хочется признаваться в этом, но я испугался. Такие подлецы, как эти, не могут испугать тебя, один уж точно, или даже двое, или трое…. Но эта маленькая группа: похоже, у них был противный маленький замысел, если это можно так назвать, один на всех, а за ним — очень много неожиданной силы.Я сбежал вниз в подвал и позвал Большую Джилл. Она не спеша открыла мне дверь и заорала, есть ли у меня благоразумие, в доме спят девчонки, но я втолкнул ее в кухню и рассказал, что я только что видел. Она меня выслушала, задала несколько вопросов, и сказала:— Ублюдки!— Но что должен был делать я, Большая Джилл? — воскликнул я.— Кто, ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71